Доказательство

В контексте векового противостояния материализма и идеализма – тела и духа, эмпирическая родственность понимания мира выработала принцип аргументации доказательства, которым неизбежно козыряют в любых спорах и обсуждениях понимания обусловленной картины качественного пространства мировоззрения интерпретируемой в пределах смысловой доступности инструментариями мира количества. Мы оправдываем собственную близорукость ограниченностью организации собственного пространства бытия. Находим в этой ограниченности критерии научной достоверности, подменяющей мотивацию жизни идеей непрерывного становления заявляющей о себе претензии на абсолют управления пространством организации бытия в значении своего времени в пределах действительности.  Песочница гносеологии знания давно уже переросла свои пределы невинности затрагивая высокие уровни пространства организации бытия онтологии жизни и метафизики будущего. Увлекающий сознание нерв игрового инстинкта ставит нас перед чертой необходимой отчетности за свою деятельность перед контекстом метафизики жизни. Мировоззрение это не просто "наученная" интерпретация знания а одновременно и качественное пространство организации жизни и участие в нем сознания, принимающего на себя условия этой перспективы относительности. Увы, наука игнорирует условия качество пространства организации бытия метафизики жизни. Неприятие духовных ценностей становится категоричным и абсолютным. Не удивительно, что наш век отрицания и отречения сознания от принципов жизни превозносит свою патологию материализации как норму, удивляясь симптомам проявляющей себя болезненности мечущейся в предсмертных конвульсиях души. Нигилизм отрицающего положительного персонажа, как право судить жизнь, становится пафосом затянувшейся моды. Патология внутреннего мира для гражданской обще значимости – очевидная норма. И в контексте управления стихиями в лице толпы никто не желает сражаться за трезвую личность душевной полноты, динамику управления прекрасно устраивает деградированная обусловленность порока. Абсолютная зависимость и отрешенность от проблем общества, подбадриваемая кричащей о себе свободы от жизни – прекрасное и понятное для всех лекарство-яд угасания идентичности общественного сознания.  Подрывается иммунитет органичного реагирования на зло. Свобода независимости индивида превозносится выше традиционных многовековых норм жизнеустройства. Это свобода зеркальной поверхности извращения естественных норм блага.  Свободу глубины души в этом контексте просто игнорируют. Органичности общественного сознания противостоит раковая клетка гения удачи, отличившегося выделением из толпы в круг элиты. Все непременно сражаются за блага земные, упуская то, что утрата духовных и душевных ценностей в нормативных дефинициях понимания блага приводят к трагедиям исторических перегибов. И эти перегибы знаковые и символичны в хронологии повторяющихся катастроф общественного сознания.

Контекст собственного отношения к миру затрагивает не просто границы пространственной организации мира в его доступности, а систему восприятия – пространство качества организации собственного видения (приятия или неприятия перспективы). Это не просто мнительность или "парадигмальное" признание мировой практики, - это онтология собственной судьбы и место самосознания и сознания органичности мира в необходимости жизни. Это всегда более субъективная реальность перспективы, а не объективная достоверность знания.  Борьба за чистоту объективности знания давно уже стала кладбищем теорий. Гносеология знания давно уже утратила свое отношение к мотивации жизни.  Гносеология прохладна к субъекту содержания значения бытия, ибо в ее контексте явление протекает независимо от участия субъекта. Достоверность как акт многократного повторения независимости опыта от системы восприятия. Как-будто идея сущего может быть абсолютно независима от качества организации системы бытия как в значении явления действительности, так и в значении восприятия рефлексии. Организация восприятия и явления осуществляется в едином коридоре функционального доступа и на определенном уровне сближения субъективная и объективная реальность просто качественно неотделимы друг от друга. Поэтому научность знания профанирует ситуацию понимания жизни в методологии исключения субъекта из системы организации значения бытия как в возможности оформления содержания идеи бытия, так и в возможности рефлексии познающего в восприятии и приятии горизонта событий. А то, что субъект присутствует  на каждом качественном уровне организации пространства (механика и электродинамика в физике) просто не учитывается. Пространство предполагается однородным и независимым от субъекта восприятия. Для эмпирической поверхности инерционного затухания такой категории просто нет, ибо она не воспринимает отношение относительности качественного пространства аксиологии мира (Адам – субъект общения с Богом, носитель признаков качества организации мира). Для того чтобы действительность состоялась непременно должны встретится функция действия и инерция рефлексии. Если диапазон восприятия и проницательная активность функции не совпадают, - пространства изолированы, а, следовательно, ни о какой действительности, как экранизации явления не может быть и речи. Причинность и причинение в зоне чувствительности не встречаются. Система знания не учитывает качественный аспект структуры, а вне качества ничего не может быть. Когда речь идет об экранизации поверхности явления или же о структуре содержания идеи бытия в этимологии слова обрезаются все метафизические ярлыки, указывая на то, что значение слова выходит за пределы доступного знания и не схватывается в интерпретации понятия.  Никто даже не желает ломать голову: каков же онтологический статус этого мотивированного пространства в явлении (в физике ищут частицу, которая отвечает за гравитацию, расписывая функции мира по штату занимаемых должностей). И мы приходим к убеждению того, что такого слова просто нет в силу ограниченности изначально выбранной нами системы понимания жизни, а заявляющая о себе во всеуслышание структура мотивированного пространства – это подсознательный бред, рождающийся из вредности, существование которого недоказуемо. И вот, выбранная нами аксиология ценности  инерции мира делает нас глухими и немыми в описании действительности. Мало того, от других мы требуем такой же методичной строгости усечения метафизики жизни в контексте эмпирической непосредственности. Быть ограниченным – неужели это критерий цивилизованной образованности? Или метафизически неграмотным? Или понятие раб инерционной аксиологии ценности (материалистический солипсизм) и метод просвещения – это синонимы? Качество пространства организации гносеологии знания, как альтернатива онтологии жизни – изначально противоречиво само в себе и сомнительно. Оно вторично как образ проекции, и не может говорить от первого лица как судьба участия самосознания в идее жизни. И эту противоречивость нельзя приписать к онтологии жизни (диалектический материализм), ибо она зиждется в методологии положения субъекта. Гносеология просто исключает субъективную емкость бытия из всех уровней явления. Его состояния альтернативности качества идее целого. Субъект познания становится абсолютным критерием оценки ценности идеи бытия в границах гносеологии чистого разума. Но как можно аттестовать право жизни, будучи самим подвергнутым инспекции ликвидности функционального содержания как права продолжения своей временности? Это очередная иллюзия, в которой субъективное содержание значения бытия ставится выше объективного идеализма аксиологии значения целого. Альтернатива идеи жизни, даже в знании, это всегда отчуждение сознания от центра полноты – функции действия в границах действительности. Мы думаем, что мы что-то решаем или чем-то управляем, на самом деле по этому, оценивают нас самих. Если мотивация жизни не предопределена как абсолютная несвобода, то загнана в жесткие рамки критериев пограничного выбора: «быть или не быть».

В философии есть такое высказывание: «вещь среди вещей или человек среди людей». Оно касается структурной обусловленности самосознания жизни в человеке. Это нижний и верхний потенциалы организации самосознания жизни в его относительной принадлежности к аксиологии мира или же к аксиологии бытия идеи Целого! Какими ценностями живем, такие и выносим из сокровищницы своей. Трансцендентные, органичные в понимании качественной обеспеченности пространства организации гармонией или же индивидуально-независимые: свобода от жизни в комфортабельной обеспеченности горизонта событий. В библии: «корень всех зол – сребролюбие».  Это инерционная закрепощенность самосознания жизни, его привязанность к ценностям умирающей действительности. Условие падения сознания до состояния вещи – являть себя миру на поверхности экранизации бытия и занимать собой время и пространство. Так вот, когда звучит ограничение: «не сотвори себе кумира» - это означает, что сознание изначально принадлежит бытию, как высшему потенциалу осуществления действительности, а не инерции затухающей ценности мира.  Поэтому если бытие мира имеет достаточное основания в настоящем, его просто качественно нет в будущем! Структура имманентной полноты есть зеркальное отражение структуры функциональной достаточности ("что вверху то и внизу" - принцип герметизма) . Развитие возможности имманентного есть функциональная способность разности потенциалов перспективной полноты. Всякая способность жизни (как способ) рождается из возможности жизни и никак не иначе! И когда затрагивается вопрос качества! - это вопрос разности потенциалов емкости частного и целого значения содержания идеи бытия.  Время есть принцип влияния идеи возможности в мир способности! И идеализм и материализм это разные уровни организации разности потенциалов усилия жизни. В понятии жизни они не разные, а относительно обусловлены аксиологией качества организации своего пространства. Поэтому и не сводимы к единой перспективе человеческой судьбы. Выбор аксиологии частного или целого содержания значения бытия обуславливает и поведенческие нормы представления блага. Опять же, если мы не способны воспринимать перспективу будущего как фундамент относительности бытия, для нас это глупый бред, решаемый средствами прагматической перспективы. Назовите мне хоть одну прагматическую перспективу, которая состоялась как историческая действительность?  Наполеонида?   Третий рейх?  Знаки "величия" человека цивилизации над мотивацией жизни. Все грандиозные события градостроения Царства Вечности это всегда всего лишь исторические рисунки на песке, которые смывает очередная волна времени.  Нельзя продавать вечные ценности содержания бытия за временные блага грандиозных демонстраций могущества человека.  Или вас ничему не научила историческая смерть Византии, как центра концентрации  традиционной мотивации полноты действия в условиях действительности. 1200 лет Величия Духа полноты в самосознании жизни и в конце абсолютная атрофия мотивированной деградации. Склонность к суициду, как неприязнь содержания мотивации жизни в самом себе и жесточайший нигилизм к собственным традициям духовной и душевной преемственности. Патологическая непереносимость духовной составляющей жизни и как следствие - тяга к материальным ценностям.  Если в пространстве организации бытия нет духа, любой материализм – утопия, причисляемая жаждой обретения будущего в настоящем к романтизму (прекрасное далеко). Как не странно жажда обретения присуща и физическим явлениям сводимым горизонт событий к центру своей обусловленности (горизонт событий черной дыры). И это уже инерционный момент гравитации, а не душевная блажь романтического порыва. Так вот, мы пришли к порогу приграничного перехода сознания, когда обсуждается необходимость осуществления прагматизма в рамках гражданского общества, как права выбора собственного будущего. И никто не говорит о том, что для этого надо девальвировать субъективную реальность до границ аксиологии материальных ценностей.  С условиями присутствия души просто никто не желает считаться, отписывая порог ее обязательности в культуре, религии, национальной идентичности, - как менее значительным стратагемам развития общества. Общество, состоящее из киборгов поверхностной рефлексии, наверное, более устраивает современные требования, нежели общество полноценных людей. Так вот порог философского обезличивания восприятия – это человек, заявляющий о том, что все ценности мира и, следовательно, человека, находятся в границах явления мира. Это что касается как научной так и гуманитарной стратегемы развития. Это происходило не раз в истории, но каждый раз, когда это происходило, качественная организация пространства бытия подвергалась девальвации содержания. Самосознание выталкивалось на поверхность явления, преклоняясь перед формой (реализм: власть над идеей и обесценивание мотивации вечности в мире вещей), а сознание отождествляло себя с «абсолютным» критерием вещь содержащей ценности! Инерционная рефлексия. Винтик в системе власти. В пределах рынка: человек – вещь, обремененная функцией. Подобная поверхностность десакрализации способствует увядания жизненности в пространстве содержания. А вещи могут лишь служить и ветшать, утрачивая свою привлекательность и актуальность. Потому и вечный бой – как единственный критерий присутствия человека. Экзистенциализм человечности. Человек, отказывающийся от свободы полноты жизни, думает, что обретает свободу океана ценностей мира, власть над этими ценностями, а на самом деле он даже сам себе не принадлежит и поэтому теряет больше в возможности жизни, нежели обретает в способности власти. Это всегда так, только вот понимают это уже поздно…

Человек – горизонт событий, матрица экранизации СМИ. Но он уже не содержание идеи бытия и не дорога, ведущая сознание в вечность.  Прелесть прогресса в том, что он всегда требует жертв целых поколений на свой алтарь. Закланные овцы уже не возвращаются в горизонт событий. Это панорама молчания ягнят. Где выход в бесконечность из органической цикличности это уже не демагогия, а судьба. И никто не говорит о том, что это усилие требует бесконечности, до тех пор, пока человек не станет артефактом присутствия очередной цивилизации на планете Земля.  Сизифов труд, но как он горд и неотвратим перед лицом вечности. Человек - для чего он существует? Чтобы волновать своим присутствием пространство оставляя незабываемые следы своего существования или же вечное содержания Царства Божия все же внутри вас? Постфилософия это пространственная организация постчеловека растворившегося в объекте познания, решительно порвавшего все с идеей человечности, и отношением к значению бытия  и потому считает себя богом (сверхчеловеком), создающим новые ценности капризов моды организующих пространство шоу осуществления действительности плебеев явления. Эмпирика явления ничего не говорит о том, как остаться человеком в открытии для себя ценности мира.  Она учит, как растворится в аксиологии мирской обязательности присутствия. Философия материализма ставит основной вопрос философии в отречении сознания от структуры содержания мира и обосновании его необходимости условиями явления. Но опять же, это преступление против полноты человеческой жизни. И не смотря на то, что обе эти позиции (наука философии и философия науки) прекрасно поддерживают друг друга, они представляют собой условия непреодолимого характера в обосновании знания (чистого знания, лишенного отношения к онтологии жизни). Это идея познаваемости мира, как форма исключения неподотчетных структур границам явления. Идея исключения не приближает, а удаляет сознания от значения полноты. Мы сталкиваемся с принципиальной невозможностью перспективы такого знания. Это абсолютная несостоятельность, исключающая из пространства мотивации контекст жизни и полагающая само знание как принцип приближения к истине. Что, собственно позволяет эмпирическую поверхность заявить в значении как абсолютное содержание идеи быть в явлении. Но сам принцип организации идеи жизни представляет собой перетекание энергии структуры в горизонт событий явления. То есть упразднение структуры совпадает с преодолением идеи жизни (конечный пункт), и наполнением субъективного содержания идеей бытия (креационизм перерождения) как переход отчужденной системы организации мира в структуру целого. Структура мира – это хвост кометы, напоминающий о его (мира) относительности. Мир явления не автономен и не самостоятелен. Это качественный момент конца времени, конца истории. Или же языковых историй метанарраций связанных с условиями качественной обусловленности этого мира. Так что, как онтология эмпирической обусловленности, абсолют знания исключает саму идею жизни и необходимость ее перспективы: возникновение в структуре и рождения в явлении качества значения быть. Абсолюты, открытия для себя достатка полноты - идолы, принадлежащие каждый своему времени в приделах инерции становления действительности, но не имеющие ничего общего с метафизикой жизни (Вавилонская башня). Все заявившее о себе как абсолют времени подвержено лишь деградации умирающей динамики вместе со своим временем становления. Идея жизни со своей необходимостью, на которую не может повлиять спекулятивный разум, просто не вмещается в научную парадигму отрезка. Теперь, что касается философии познаваемости мира, на которой настаивает аксиология материальной конверсии духа (переход функции в инерционную действительность). Нужно понимать, что гносеология это альтернативная категория обоснования идеи жизни и судьбы. Она не подменяет идею самой жизни, она создает лишь иллюзию этой подмены в границах гносеологии знания. В пределах онтологии мотивированное пространство жизни совершено не страдает от нашего отношения к ней. В неприятии мотивации жизни мы решаем лишь степень собственного участия в мотивации жизни. Поэтому, когда "гносеологи" – паразиты жизни говорят: «мир познаваем» - это означает, что изгнание метафизики жизни за пределы знания (горизонт событий) достигло своего апогея, и власть ценности мира полностью завладела самосознанием жизни.  Но даже если не учитывать эту миграционную политику изгнания души содержания за пределы знания, сам принцип познаваемости в условиях мира просто не осуществим. Гносеология знания берет на себя функцию жизни: перерождения субъекта восприятия и его выход за границы онтологической рефлексии мира, но она не способна обеспечить сам процесс. Ибо проблема изоляции от функции целого решается качеством организации пространства, а не количеством накопления знания. Это проблема качества субъективной реальности (глубины восприятия), а не объективной действительности. Инициация преодоления в себе инерции мира (спасение Душ это усилие Целого, а не достояние содержания мира). Неспособность обеспечения доступности полноты в границах субъективной реальности говорит о неэффективности и несостоятельности критериев знания в контексте онтологии жизни. Признать же гносеологию как знание, обеспечивающее критерии чистого знания – это скорее перспектива исключения сознания из жизни, нежели необходимость действительности в организации пространства бытия (знание ради знания, а не знание ради жизни). В этом смысле алкоголизм и наркомания, более эффективные способы.

Качественное понимание ценности знания связано с идеей целого. Целое качественно нельзя обосновать исходя из частной обусловленности его составляющих. Если в целом не хватает, хотя бы одной его части – оно утрачивает статус своей полноты. Исходя из этого качественное знание не сводимо к количественному перераспределению существенного и не существенного в границах явления.  Что существенно в понимании будущего или несущественно, решает не прагматизм отрыва спекулятивного разума от функционала органичности, а мотивация жизни поддерживающая эту необходимость в действительности. Смещение меры стабилизации пространства бытия в сторону ничтожности имеет свои пределы, готовая в любой момент разразится катастрофой жертвенности истории в горизонте событий. Девальвация ценности жизни есть состояние войны. И тогда уже случай решает вопрос падения функциональной устойчивости меры. Вопрос важности или не важности решается не в отношении к человеку и его пониманию блага, а в отношении к принадлежности в явлении к значению полноты целого. Все ничтожное и временное не проходит этой аттестации принадлежности. Поэтому можно абсолютизировать инерционные ценности, но нельзя из них выстроить смысловую перспективу вечности. Логика полноты – это базовая логика организации качества содержания. И если частная организация бытия не вписывается в ее перспективу – она ничтожна. Можно проклинать богов, грозить им с поверхности своего явления, но невозможно упразднить этой необходимости. Чтобы избежать этой участи надо повысить качество своего содержания до ранга целого! Это собственно и заставляет нас двигаться и жить в онтологии мира. Теперь, что касается познания. Процесс и достижение цели это не одно и то же. Если брать научную парадигму, как отрезок, исключающий всякую перспективу и отстаивающую достаточное основание условий явления, она все время избавляется от какой-то фактичности, мешающей ей сохранять ядро науки. Конечная цель: смерть субъекта содержания и присутствие на его похоронах, завуалированных под реплику "мы убили Бога".  Идея фрагментированного знания изначально не удовлетворяет условиям качественной полноты жизни. Да и сама идея усечения полноты жизни возникает как оправдание недостаточности понимания в пределах знания завуалированная под концепцию всеобщей договоренности полноты видения. Вот он "Всемирный заговор" - мотивированное пространство уничтожения человека в человеке. При этом софистика искусства убеждать, как искусственная необходимость наместничества человека на земле затмевает изначальные основы естественного и полноправного понимания органичности жизни. Не всегда доказуемая обусловленность обеспечивает естественную необходимость жизни, а порой, жизнь протекает просто вопреки этим доказательствам, от которых сразу же открещиваются после первых же актов обличения.  Этим собственно и отличается софистика от онтологии выбора собственной судьбы. Онтология жизни – это неотъемлемый атрибут твоего бытия, который ты несешь по времени содержанием собственной обусловленности, а софистика это искусство «засирать» мозги в структуре использования и оправдания собственного интереса перед интересом твоих конкурентов. В таком контексте означает: «жизнь - ничто, власть – все».  Только этот контекст забывает, что сознание рождается не для власти, а для содержания в себе идеи жизни несущей в себе действительность начала.  Начала действия в инерционном присутствии обусловленности идеи быть.  Идея познания процессуальная, количественная, альтернативная идее жизни и поэтому никогда не содержит в себе полноту качества бытия, а движется от недостаточности, а не от достатка. В таком ракурсе сглаживает очевидные переходы неопределенность представления о качестве самой системы знания.  Знание явного, или тайного? Знания исключения явного, как переход системы в структуру полноты, или же исключения тайного, как обрезание перспективы вечности присутствием вечного настоящего. Субъект знания вообще не присутствует в этом утверждении - "мир познаваем". Но более того, само утверждение не имеет и объекта познания! Это знание формы, как принцип становления, исключающий всякую перспективу возможности в выделении в настоящем (настоятельном). Мы говорим об объектах оформления, а не содержания действительности. Или же знание перспективы, как исключение всякого ограничения принципа, будь то содержание субъективной реальности мира или его эмпирические пределы границ явления. Перспектива ничтожности мира! Это абстракция идеи бытия, что в принципе затухания мира, что в принципе выхода за границы его относительности (часть - Целое). Именно абстракция аксиологии бытия позволяет легализовать представление нормативности аксиологии явления как альтернативы полноты в значении быть. Весь смысл инерционной действительности это затухание функции действия до границ ничто (выход за пределы данной относительности содержания бытия). Принцип полноты преодолевает инерцию мотивацией жизни.  И в этом существенное преимущество жизни перед  доказательством. Итак, утверждение о познаваемости мира сформировано в контексте временного процесса, игнорирует субъективное качество содержания (как объем понимания целого) и метафизическую перспективу усилия жизни. Но даже если упустить все эти условности абстрагирования от идеи жизни при которых само эту утверждение исполнимо и сослаться на контекст того пространства, в котором оно и было рождено: «материя как познаваемая объективная реальность вечна во времени и бесконечна в пространстве» - получается, что сам процесс познания уже достиг вечности и не нуждается в жизненной перспективе будущего (субъект восприятия не меняется, он достаточен, и его емкость как носителя признака глагола действия), а бесконечность объекта познания позволяет предположить, что сам процесс будет длиться бесконечно долго и никогда не достигнет конечного результата. Очевидное противоречие возникает здесь как результат вскрытия гносеологической подмены опосредованного знания, подменяющего собой силовую необходимость онтологии жизни. Функционал структуры всякого явления. Одновременно знание и движется как очевидный процесс приятия решений и стоит на месте, как самодостаточность объективности представления жизни (Парменид и Гераклит предъявили бы претензии плагиата и притом варварского). Можно подумать что это противоречие знания разрешает сама онтология жизни но для гносеологии исключающей разворачивание идеи бытия из предмета знания это не так. Если у И. Канта сама возможность познания рождалась в синтетическом суждении и органическом пространстве качества "вещи в себе", то материализм объявил это пространство открытым и доступным знанию, но не удосужился объяснить, как же может протекать сам процесс познания и возможности суждения о жизни. Все онтологические предпосылки гносеологии знания были решительно отвергнуты как несущественные. Гносеология приняла на себя обязанности мотивации жизни, выдавая собственное пространство за естественное и подменяющее собой идею жизни. Вопрос познаваемости потому и ставится во главу угла, что он И.О. идеи жизни. Мы пришли к тому, что само утверждение в контексте его собственного рождения исключает саму возможность утверждаемого, принятого за аксиому развития.  Если нет мотивации жизни, не существует искусственной идеи развития. Это иллюзия двигательной страсти, героики покорения. Которая при всякой неудаче оправдывает своих героев непреодолимыми обстоятельствами сговорившихся стихий. Это та ахиллесова пята, которая случайность производит в ранг фатальной необходимости единственного решения. Искусство оно всегда коварно и не всегда отвечает репродуктивному значению жизни (мефистофельская улыбка). Играет гениальностью но приносит самосознанию жизни лишь скорбь и смерть.  Спекулятивное искусство не может подменить собой нормы полноты качественной организации пространства бытия. А человек на сцене спектакля не может оставаться человеком, ибо служит иным стратегиям необходимости. Избавляясь от метафизики Логоса, он становится рабом логистики. Освободившимся от содержания принадлежности к идее бытия. Мельчающим, выталкиваемым на поверхность явления в его субстанциональной сущности предназначения судьбы.  В этом психологическая потребность идеи быть и перспективы казаться – осуществлять значение бытия в горизонте событий. Нельзя в одном оставаться человеком, а в другом быть вещью, хотя некоторым это значительно облегчает жизнь. Философия киников (испытание), как критерий оправдания собственного поведения в непосредственной данности или желания выделения собственной значительности из органической полноты в неорганическую вседозволенность: «жить тяжело, потому нужно быть волком в овечьей шкуре, чтобы облегчить свое пребывание в мире вещей» -  это только оправдание несовершенства, а не желание наследовать совершенства полноты. Перспектива жизни и перспектива смерти имеют различные фундаменты пространственной организации бытия и различные центры присутствия в условиях явления. Центры восходящей и нисходящей динамики разворачивания и сворачивания идеи бытия.

Аргументировать, доказать условия существования метафизики жизни? Что доказывать? То, что человек не состоит из одного тела, да и не живет одним телом. То, что он нуждается в душевном и духовном пространстве организации жизни и чего, собственно, научная концепция знания просто не в состоянии объяснить. И в силу этого усекает субъективное пространство качества жизни до границ явления. Почему жизнь должна оправдываться перед незнающим спекулятивным разумом, да и не желающим знать полноту жизни? Доказывать то, что спекулятивный разум усекает полноту понимания жизни, обозначая все оказавшееся за бортом несущественным, и при этом претендует на некую полноту знания в контексте постоянного развития и изменения общего отношения сознания к жизни. О какой истине здесь может идти речь?  Когда называют таковым то, что на самом деле таковым не является. Даже по Аристотелю это будет обозначаться как заблуждение или ложь. А если говорить о временной относительности понимания происходящего в прохождении сознанием сложного процесса взросления, то это на столько дифференцированная и отчужденная истина знания, что не содержит в себе истины перспективы полноты, а скорее наоборот. То, что схватывается системой знания – утрачивает свое отношение к структуре жизни и потому не имеет перспективы (низкой энтропии), а принадлежит скорее инерции мира, как исполнительный орган действия в действительности. Поэтому говорить о структуре в пределах явления просто не предоставляется возможным. Нужно менять систему восприятия, субъект содержания значения бытия. Только так мы сможет говорить на одном языке интерпретации мира. Ведь у Мартина Хайдеггера язык есть «Дом бытия» - это не спроста, ведь качественный диапазон восприятия обуславливает горизонт событий видимого. А метафизика жизни открывается сознанию лишь посредством участия (инициации, литургии), а не созерцательной интерпретации поверхности явления. «Настроенность» на высшие структурные категории содержания идеи бытия.  «Настроение» - тоже хайдеггеровское понятие организации субъективной реальности. Чтобы иметь коммуникативную возможность нужно менять систему восприятия качества жизни. Она неоднородна и даже не сводится к условиям непосредственного времени. Субъективную реальность просто невозможно качественно исключить из мировоззрения мира. Она всегда заявляет о себе как структура рефлективной обязательности.  Каждый уровень его организации это структура качества его субъективности, как принципа организации и содержания идеи бытия.  Когда о моменте времени можно говорить как об экранированной обусловленности явления находящейся в пространственной изоляции от условий структуры. Но каждый цикл временного обновления заставляет встречаться вектор действия и точку рефлексии. Поэтому у имманентной поверхности горизонта событий нет абсолютной изоляции от структуры трансцендентной необходимости. А субъект качества присутствует в каждой обусловленности явления. Более того, органическое усложнение содержания значения бытия (эволюция) возможны благодаря структуре трансцендентной необходимости. Увы, метод научности не страдает этими субъективными обязательствами в интерпретации жизни.

Так вот, фрагментарное отношение к миру из научной парадигмы знания лишает пространство организации бытия качественной перспективы полноты. Эмпирика вообще не может интерпретировать качество иначе как в пределах явления и становления действительности (качество начала действия в условиях действительности – несущественно). Доказывать эту очевидную ограниченность, выступающую как принцип достаточности просто нет необходимости. О пределах научного знания, как невозможности обосновании категории жизни говорят даже ее сторонники. Но все забывают о том, что эта чуждость полноте качеству жизни лишает всякую достоверность истины знания и сводит организацию идеи бытия к непосредственному значению быть (сущему). Чуждость - это неполнота, неполнота – это развитие, развитие – это недостаточность в понимании качества целого.  О какой истине знания здесь идет речь? Иллюзии явления? Ну так, в восточной интерпретации одеяло майя это состояние содержания идеи бытия на низком, ничтожном уровне организации значения быть. Потому концентрация бытия растворяется в небытии, создавая иллюзию достаточного основания – абсолюта содержания значения быть. При этом он таковым не является по определению развития (переменная жизни). Момент становления чужд самому себе, ибо всякое свое уже чужое, а провозглашенное – умирающее. Момент становления чужд и мотивации жизни и идее ничто, то самое исключительное третье. Мы попали под влияние чар формальной обязательности в оформлении пространства действительности. Инерции исключения функционала полноты в действии. Зачарованные формами. И это относится к достоверности? Это скорее психологическая форма зависимости, как говорил Дэвид Юм – «привычка». И это полагается единственным козырем достоверности знания? То что ограничивает нашу свободу обусловленностью детерминизма и ставит перед нами задачу необходимости преодолеть инерцию мира, мы признаем существующим, а то что дает свободу разворачивания пространства бытия в функциональной полноте, как решение самой проблемы преодоления – несущественным. Если мы рабы мира как же мы можем носит в себе знамения Духа – качественной полноты?  Вот и получается, рабы Бога свободны от мира, а рабы мира – свободны от жизни. Идея исключения полноты качества из структуры явления лишает нас пространства перспективы - жизни. Мы обнаруживаем себя в условиях иных отношений - инерционного угасания функционирования. Аксиологически это уже перспектива ничто, а не организация плода будущего. Сама необходимость доказывать вообще что-либо исключается неуместностью самого требования прокрутить в видеофильме пленку будущего для демонстрации Шоу в настоящем. Невозможность "спрашивания" о бытии, у Хайдеггера это дистанция присутствия будущего в настоящем. Время "временит" из будущего через настоящее в прошлое. Будущее всегда остается истоком функционального значения перспективы. В нем спрятаны возможности и дары жизни.  Будущее, которое становится, уже таковым не является.  Но оно всегда присутствует в настоящем как необходимость мотивированного усилия жизни. Принцип разворачивания пространства бытия в границах явления (плод жизни созрел). Спекулятивный разум всегда хотел просчитать эту перспективу в контексте пользы. Но приблизиться к этой необходимости можно только верой, а не знанием. Примерно так же евреи требовали чуда, чтобы убедиться в истинности посланника от Бога – пророка. Проблема в том, что будущее еще не проявлено в настоящем и обозначить его отношение к настоящему можно только в структуре. Желание же десакрализировать качественное пространство жизни на сцене демонстрации мифа лишено всякого отношения к структуре бытия и скорее относится к условиям переживанием сознанием этой необходимости. Это шоу настоящего, а не потребность будущего. Примерно то же мы прослеживаем в повсеместном ожидании конца света, в желании влияния психики экзистенциального мира на проблемное поле наступающей метафизики жизни. Но решение приходит не с внешней демонстрацией, а с внутренним стиранием границ и вовлечением сознания в мотивированную перспективу жизни. Избавиться от самой структуры в условиях жизни хоть в пределах знания, хоть за его пределами самосознание не может никогда, ибо сама эта абсолютизация исключает саму идею жизни. «Тогда пришло уже к вам Царство Божие». Или сознание перешло в условия структуры, либо вышло за пределы относительности самой необходимости содержать в себе эту идею. В метафизике два этих момента объединены как суд и спасение. С таким же успехом метафизика жизни могла бы предъявить претензии к эмпирике знания обличая ее принципиальную невозможность определить будущее содержание идеи бытия. Наука прекрасно справляется с предсказанием мира инерции в силу того что в условиях Космоса действуют постоянные стабилизации действительности (мера сохранения при взаимодействии вещества и энергии), но она ничего не может сказать о перспективе функциональной необходимости (например в эволюции). Почему функционал программы поведения так глубоко прописан в среде обитания вида (выходит за рамки естественного отбора). Почему животным присущ страх и игровой инстинкт? Ведь именно сложные коммуникации отвечают за условия развития самосознания жизни. Ограниченность методологии гносеологии знания (исключение несущественного из области достоверного) лишает перспективы понимания качества жизни. И это то, что не позволит в пределах дисциплинарного знания количеством фактов обосновать необходимость качества бытия. Субъект содержания идеи бытия не исчерпывается поверхностью явления. И качество пространства организации формируется как структура отношений относительности. Мотив рождается в относительности отношений (структуре), а не в границах поверхности явления. Мотив и есть программное обеспечение  организации продолжения содержания идеи быть во времени.

Нежелание обосновывать полноту жизни – это проблемы ограниченности каждого. Но когда подобное нежелание становится нормативным поведением, и чтобы скрыть свою ограниченность провозглашаются лозунги познаваемости мира? Это уже преступление перед человечностью. Перед полнотой жизни в субъективной реальности содержания бытия. Истина всегда одна и имеет отношение к качеству идеи целого. Все остальные истины – это фантомы лжи. Лжец и князь лжи, когда говорит, подразумевает свое. Это знакомый нам персонаж, король отчуждения от централизованного значения полноты. Когда вы говорите его устами, неужели вы думаете, что подразумеваете свое? В контексте «свое» - это тоже не ваше, это его. Контексту достоверности остается лишь ложь затухающей действительности, и то, потому, что закреплена в привычке обновления условий жизни. Жизнь это миг миграции качества бытия во времени и то для тех, для кого остается высокий потенциал перспективы.  Усечение метафизики жизни это ничтожность мира и именно в этом научная истина. Поэтому надо помнить, что научные критерии оценки знания не единственные, тем более, что они не обеспечивают достоверность понимания качественной полноты идеи жизни. И содержат в себе отношение сознания к миру явления, а не содержания структуры. То есть проистекают в пространственном контексте иной относительности. К примеру, Бог о достоверности нашего знания имеет достаточно прискорбную оценку. Достаточно вспомнить Платона: «я знаю, что ничего не знаю, а они не знают даже этого» -  чтобы сформировать для себя представление о достоверности явления в содержании значения бытия и исключение в этой достоверности перспективы полноты усилия жизни. Аксиология ценности явления не исчерпывает собой аксиологию ценности бытия. Кто даже не предполагает о существовании этой абсолютной ценности значения быть, остается профанированной поверхностью тщетности усилий, которую обделила мотивация жизни наследием будущего.  "Ибо идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности" (Вл. Соловьев). Частное благо не исключает благо организации пространства идеи быть. А напротив, оно существует как возможность жизни пока способность не противопоставляется мотивации этой перспективы. Смещение меры в сторону инерционной власти требует жертвы. И если во времена инквизиции это была физическая жертва, то в наше время это духовная профанация и десакрализация общества. Выталкивание сознания на поверхность явления, где оно превращается в вещь.  Что страшнее, не берусь судить. Могу сказать одно. И в том и в другом случае это проблески утверждения власти над мотивацией жизни. Попытка управления и использования структуры бытия и прежде всего в самосознании. Это очевидная дестабилизация пространства содержания.

Мы бы не говорили о вечном, если бы это не касалось здравия пространства организации насущного. Но динамика мотивированной необходимости такова, что человек не может жить содержанием жизни и быть свободным от мотивированного пространства жизни. Если этого строгая научность не поймет, она станет могильщиком цивилизации в самом глобальном понимании человечества. Время таково, что просто нельзя не замечать присутствия метафизики жизни, тем более, требовать какого-то доказательства полноты значения быть. Объективный идеализм Платона и дифференциальная власть формы над содержанием у Аристотеля родились в один период как трансцендентная и имманентная действительность. И не смотря на то, что Аристотель желал затмить своего учителя и предпринимал попытки девальвации его логики «блага», он выделился лишь как отношение сознания к идеи жизни, но не упразднил перспективу объективного идеализма. Наука поставила дифференциацию отчуждения во главу угла знания, но не смогла избавиться в онтологии мира от объективного идеализма метафизики жизни. Сам научный подход, это экзекуция над качеством жизни, где жизнь пытают, вырывают зубы, доводят до состояния болевого шока и только для того, чтобы она отреклась от собственного присутствия в условиях явления. Но даже когда добиваются подобного признания под пытками, оно не умоляет наличие испытуемого – самой жизни. Потому доказательство есть свидетельство отчужденности в понимании качества полноты. Это тот момент, когда приговоренные к смерти становятся святыми пройдя испытания болью переживания своего времени в полном объеме.  Доказать, значит говорить о том, что научная концепция усекает метафизику жизни до границ эмпирической доступности? Или то, что для нее понятие жизни это континуальная обусловленность экранизации явления (трехмерная графика) игнорирующая идею полноты и качественной целостности мотивированного поля, потенции содержания значения бытия. Только содержание значения бытия дает право быть! Все что не содержит перспективу этой относительности это присутствующее увядание функции. Не имеющее в себе плода жизни и потому присутствующее телом, но не духом. Органичность частного в целом возрождает значение идеи бытия.  Как можно обосновывать то, что присутствует в понятии обоснования априорной действительности и игнорируется в явлении методологией того же научного знания? Неспособность обосновать полноты явления в контексте метафизики жизни приводит к гносеологической достоверности (вынос за скобки).  И подобный трюк можно интерпретировать как полноту знания? Перспективе явления не дается никакого объяснения, просто игнорируется метафизическая обусловленность и все! Это условия абсолютной профанации. Когда этим пытаются убедить других ими движет власть над мотивацией жизни. Но когда этот спектакль заставляет и сведущих людей верить в правомочность подобной безнаказанности усечения метафизики жизни, возникает ощущение всеобщего сумасшествия: как вообще можно врать самому себе, лишая сознание основания последнего оплота содержания истины? Даже Декарт при его тотальном сомнении в объективности проявляющей себя действительности не мог позволить себе этого: «мыслью - существую» - следовательно, истина достоверности знания заключена в функциональном субъекте присутствия.  Парадигма знания это клиника душевно больных, где так и не определено, кто является пациентом, а кто лечащим врачом. Где легализовано искусство навязывания собственного знания и полностью игнорируется мотивация перспективы жизни.  Как будто гений прозорливца способен отменить многовековое развитие мотивированного усилия жизни с конечным результатом и проектом достижения цели в создании самосознания жизни. Тогда бы уфологию признали бы. Происхождение от инопланетян – звучит более человечно, нежели научное усечение действительности до границ явления. Проблема в том, что наука не имеет никакой субъективной перспективы и уже онтологически исчерпала предел объективности знания исключающего из своих рядов мотивацию жизни. В дальнейшем не учитывать качество организации пространства бытия просто не предоставляется возможным.

Качественная обеднелость перспективы инерционной фактичности дифференциально-отчуждена от функции жизни и потому не имеет своего будущего но при этом пропагандируется полнота понимания идеи жизни, но в контексте ее использования, как принципиальное требование ко времени в проявлении волевого акта исключения мотивации жизни. Мы удаляемся от качества полноты и централизованного основания истины – Бога: «Сказал и Было». Знание подвержено космологическому принципу энтропии – разложения функции на фрагменты последних проблесков экранизации времени. Далее, смерть последних фотонов присутствия света и Космос погружается в абсолютный мрак. О какой познаваемости в пространстве такой онтологии вообще может идти речь ежели легализация порядка отношений относительности в организации пространства жизни  категорически не принимается в гносеологии знания как необходимость доступной перспективы. Если усилие жизни во времени это онтологическая перспектива раскрытия полноты значения бытия частного в Целом, то идея познания – это альтернативная форма, берущая на себя теоретическую ответственность жизни (познания) и инерционно ориентирующая сознание в противоположном направлении. Мы открываем для себя не функцию полноты бытия, а инерцию затухания сущего. Таким образом подобное познание под познаваемостью мира подразумевает идею ничто. Это не центростремительная динамика, а центробежная, выхода за пределы отношений относительности, данной структуры организации бытия (часть - Целое).  Это два разных государства, как считал Николай Бердяев, знание присутствует в своем пространстве эмпирики – достоверной очевидности ограничения свободы, а жизнь протекает в своем пространстве необходимости разворачивания пространства бытия в свободу полноты жизни. Знание, это всегда только проект инерции (хотелки), а жизнь – разность потенциалов мотивированной действительности, обусловленная заданность отношений относительности бытия в осуществлении перспективы. Это само пространство разворачивания экранизации явления с его постоянными и идеей меры стабилизирующего начала. И если в дискурсе противопоставляют идее жизни условия прогресса, хотелось бы знать, как вообще происходила эволюция вне усилий человеческого прогрессивного понимания о развитии? Знание пытается лишить ноосферу человека мотивированной обусловленности значения жизни в настоящем (именно на этом строилась компания против религии – другой власти, но исключающая и содержательные мотивы метафизики: «Бога нет!»); а жизнь лишает знание будущего, превращая его прагматизм в утопии, заключая сознание в границы переживания и восприятия функции действия (экзистенциализм). Человечество не может себе позволить быть наивными профанированными образованцами, исключающими из своей судьбы идею жизни. Вне полноты начала действия нет никакой действительности, а вне содержания значения бытия нет и пространства экранизации горизонта событий. Имманентная действительность не только не может подменить собой трансцендентную обусловленность, но она еще является и провокатором исключения системы содержания и восприятия идеи жизни (отношение относительности бытия). Инерционный мир это силки для самосознания бытия.  И наедятся на то, что затухание функции будет длится бесконечно – абсурд, ибо мир количества не решает проблем качества организации пространства. Утратив свою относительность содержания значения бытия система восприятия жизни лишится и времени своего пребывания на поверхности экранированной обусловленности явления. Это спекулятивный разум делает подобную подмену в границах знания, но она не правомочна в контексте онтологии жизни. Софистика закончилась, осталось время лишь для принятия собственной судьбы.

  И вот мы дошли до центрального понимания дефиниции в гносеологии факта.  Доказать, это организовать инерционную обусловленность, непосредственной экранизации действия в явлении действительности. Это пространство отношений относительности падения функции силы, функционала содержания структуры. Означает ли это свести всю структуру содержания бытия к границам явления? Если вы отвечаете «да», то поздравляю, по вам плачет «дурка». Сломать всю структуру разности потенциалов жизни, чтобы подогнать ее под прокрустово ложе собственного незнания основанного на ограниченности содержания идеи бытия аксиологией инерционной системы  видения. Пространство организации бытия имеет излом проникновения функции действия. Вот этот излом и разбивает пространство бытия на перспективу структуры (субъективной реальности) и экранизацию затухания качества в горизонте событий. Будущее это всегда структура не проявленной действительности. Абсолютная изоляция имманентной действительности, которую искусственно навязывают сознанию в гносеологии знания, не имеет собственной возможности бытия, эта возможность присутствия во времени рождается из структуры. Поэтому противопоставление мотивации жизни ставит под сомнение необходимость самого присутствия. Испытания принципиальной важности его содержания в условиях ничтожности падения функции силы. Не для того, чтобы выяснить, кто важнее или кто сильнее, а потому что ценность содержания идеи бытия подвержена нигилизму исключения из прав существования. Логическая подоплека различна, но принцип: "падение содержания значения жизни в ее носителях".  Нигилизм постижения себя через другого это состояние души в отношении к собственному содержанию идеи быть. Это и обеспечивает сворачивание идеи бытия в границах ничтожности мира. Компания против мотивации жизни в контексте власти человека над природой ведет не к прогрессу человечества, а к сворачиванию его собственного значения бытия в самосознании жизни. Это можно связывать с ничтожностью мира, с несовершенством человека, но психологически в контексте деградации субъективной реальности это выглядит как некрофилия (Э.Фромм), склонность к суициду и отрицания и отречения идеи жизни в окружающих и в себе самом. Гитлер, психологический портрет которого диагностировал Эрих Фромм, всего лишь калька общественного сознания в идее просвещения, противостоящей мотивации жизни и разделяющей достаток ее полноты на существенное и не существенное представительство в истории. Весь кошмар ХХ века это идеология преследования мотивации жизни в ее носителях. Идеология утверждения права власти исключающая из своего пространства мотивированную необходимость перспективы жизни. Это война с содержанием жизни в конкурентном праве представлять собой абсолют своего времени поэтому она без адресатная в мире явления и иногда проявляет себя на страницах истории, как результат внутренней ничтожности самосознания жизни, вступающей в конфронтацию со стабилизирующими основаниями мира смещением централизации перспективы в инерционную область. Идеализация гносеологии знания и противопоставление ее идее жизни порождает только утопии. Эти проекты не имеют ничего общего с идеей будущего. То есть само требование доказать метафизику жизни в ее присутствии есть условия материалистического солипсизма. А именно, зависимость субъективной реальности и ее пространства организации от аксиологии инерции затухания функционала. Не ведают что творят!

Само доказательство гарантирует убийство присутствия функции в явлении будущего. Исключение волюнтаризма, как принципа избавления от значения воли. Исключение надежды как принцип отрицания мотивированной необходимости усилия жизни. Исключение веры, как принцип упразднения души из зоны свобод гражданского общества. Доказательство есть способ изнасилования самосознания жизни в обещании ему достоверности факта и лишении всякой перспективы жизни. Потом, какой смысл доказывать контекст сопровождения метафизики жизни в явлении сущего? Сам акт становления (имманентное) это происхождения  из структурной обязательности любого явления времени. Инерция это производная функции действия в условиях действительности! Мы искусственно создаем условия атеизма, научной достоверности, как компетентной осведомленности в явлении, на столько, что идеализирующей эту доступность и исключающей ею условия полноты значения быть (качество организации пространства бытия), сводящей компетенцию бытия к явлению сущего. Профанация позволяет сознанию жить поверхностью явления и не вдаваться подробностью глубин. Просто это условие всеобщей договоренности в обосновании действительности. И скажите, как эта договоренность может исключить условленность онтологии жизни или же метафизики бытия? А результат этой вольности отражается на девальвации субъективной реальности в легализованной подмене святости начала жизни условиями гносеологической просвещенности.  В чем выиграло сознание? Променяло судьбу будущего на материальные ценности настоящего?  Онтология жизни по судьбоносному статусу продолжения генеалогии морали  занимает первостепенное положение как результат осуществленного выбора в отличие от гносеологической софистики, запутавшейся в антиномиях чистого разума, играя категориями присутствия и игнорируя возможность его продолжения. Убить человека, как источник суждения это катастрофа сознания? А убить человечество? Мы беспокоимся о психологическом портрете умирающего, чтобы он мог умереть счастливым, но каким образом подобные хлопоты добавят ему здоровье? В этом собственно и разница между благом психологии и метафизики жизни. Так почему же во главу угла ставится психологическая неосведомленность подбадриваемая свободой патологической безответственности перед жизнью, а все глубинные корни религиозного содержания души, как собственно и метафизическое образование воспринимается злом свободного общества. Оставаться профанированным глупцом или же принять как свою судьбу метафизику жизни? Сражаясь за институты власти, мы выплескиваем то, что обеспечивает основание жизни в ее полноте. И то, что изначально лишено полноты, мы навязываем в восприятии как свободу нормативного обоснования действительности. Усечение собственной полноты до состояния порочности и безответственности перед жизнью будущего. Ни это ли принесла нам сексуальная революция эмансипированного счастья, девальвации разности потенциалов института семьи? В контексте демократических преобразований отстаивающих права сексуальных меньшинств быть семьянином – просто неприлично. Это архаическое прошлое, которое аргументируют подменить благами демократического, свободного общества. Невозможность принять свободу порока как добродетель, - это недостаточная освобожденность сознания от мотивации жизни. Нужно быть не управляемым свободным, лишенным критериев и принципов содержания души, чтобы стать частью глобализации мира. Сейчас научная концепция в глубине понимания картины мира занимает положения сексуальных меньшинств, пропагандируя свой образ доступности в повышения рейтинга  и противопоставляя себя полноте сакральной кодировке содержания мифа. Эмпирика отстаивает право единственности и независимости своего бытия в затухании. Идея параллельных Вселенных формирует лишь фантомы этого абсолюта.  Это для того, чтобы можно было продолжать движение. А движение в пространстве падения силы (в контексте экранизации явления) может осуществляться лишь в сторону энтропии. Сворачивание содержания идеи бытия и разложения качества в структуре явления. Перспектива подобного профанированного счастья не нова, она ничтожна!

Доказать структурную обусловленность явления – следовательно, указать на невозможность и несостоятельность определения гносеологией знания качественной полноты жизни. Доказательство есть лишение перспективы развития содержания в действии, относительная принадлежность сознания ко временности инерционного затухания функции в горизонте событий.  Но стрела времени всегда оставляет надежду на преодоление ничтожности мира в трансцендентальной взаимозависимости сознания с целым.  Нельзя доказать необходимость появления человека в горизонте событий даже исторически если нет понятия самосознания жизни как онтологического проекта усилия времени (эволюция) или же веры в этом сознании в Царство Божие, как идею возвращения содержания мира в Дом Бытия. Материализм желает видеть в сознании лишь инструмент гносеологии опосредованного знания и не желает считаться с ним как с качественным, высоким потенциалом мотивации жизни, способным органически организовать собой пространство бытия. Сознание это отпечаток Логоса в мире субъективной реальности содержания значения быть, а не инерционная обусловленность мира явления. Оно принципиально качественно как складка органичных поколений в проживании горизонта событий и не сводимо к количественному затуханию функции в пределах действительности. Мотивированно жизненной перспективой, а не инерцией мира. Сознание это восходящий процесс разворачивания идеи бытия, а не нисходящий, инерционной обусловленности мира. Сознание организует собой пространство бытия, но согласно предоставленной перспективе возможности (бытие и ничто). Перспектива раскрывается в сознании через функцию качества. Оно не инструмент познания, а программный носитель онтологии жизни. И это первично в понимании его (сознания) необходимости. Это знание сопутствующее мотивированному усилию жизненной перспективы.  Сознание это не предикат гносеологических перспектив спекулятивного разума, а атрибут воплощения мотивации жизни в онтологии содержания идеи бытия. Здесь надо обличать гносеологическую подмену, когда сознание не есть обобщение горизонта событий приделов знания, а обретает онтологический статус расширения емкости содержания до качественных пределов целого. Не горизонт событий имманентного, а силовая вертикаль отношений относительности бытия. Перспектива раскрывается не доказательством. Доказывать можно лишь фактическую ничтожность сущего в тотальном падении качества мира. Доказательство же отчуждения частного, выходящего за границы бытия целого, претендующего на континуум собственного пространства и временности, как параллели качественного уровня удаленности всегда ничтожно ибо содержится усилиями полноты (источника) в границах мира и представляет собой зеркальное отражение качества функционала. Инерционная действительность усилия времени всегда качественно проваливается в контекст ничто, и лишь цикличность обновления действия времени на экранизации горизонта событий мира возвращает действительность к жизни. Рефлексия – сон, функциональное воздействие истоков бытия – бодрствование…

Доказательство оперирует неорганикой инерции функционального присутствия  и потому вмещается в категорию достоверности знания. Достоверно можно знать только после смерти, исключающей переменную жизни (нельзя сказать, каков был человек пока он не умрет, тем самым завершив свой цикл судьбы). Все что близко для восприятия далеко для жизни и наоборот. Жизнь есть переменная функция меняющейся действительности, которая не схватывается статическими категориями определения знания. Доказательство это фиксация качественного значения функции в пределах явления. Когда мы пытаемся доказать силовые истоки начала действительности в границах действия мы парализуем понимание жизни сводя значение его присутствия к собственному знанию, а качество онтологии бытия в организации пространства перспективы к собственной власти. Мы сами желаем править тем пространством, которым управляет мотивация жизни, и этим превращаем всякое естественное в искусственное благо. И когда мы пытаемся спроектировать значение метода доказательства на истоки формирования действительности, по сути, мы парализуем метафизику жизни в ее функционале и полагаем подобное отношение нормативным и возможным. Вся силовая конструкция организации качества пространства бытия сводится к экранированию действительности. Теперь этим пространством управляет человек, с помощью пульта меняя мелькающие картинки в горизонте событий в виртуальном путешествии с канала на канал. Это абсолютная механичность управления пространством качества бытия, исключающая всякую содержательность и смысл происходящего. Это невнятные образы смены общего плана в пространстве в котором упразднили мотивацию жизни и оставили лишь юрисдикцию власти человека над собственным основанием быть. Доказательство это шизоанализ разложения органичности пространственной организации бытия на механические составляющие. Это жизнь поверхности рефлексии кожи (ризома), лишенная всех силовых конструкций метафизики жизни в организации пространства бытия. И эту метафизически обедненную и ограниченную достоверность мы воспринимаем за жизнь собственного управления. И когда мы «управили» собой таким образом, что выявили в этом управлении собственную конечность, мы начинаем стенать и взывать к справедливости абсурду мотивации жизни, которая настегает наше неведение как рок.

Доказательство это временная функция дифференцированного пространства отчуждения, субъективного содержания качественной обусловленности значения быть.  И если вспомнить, что бытие использует форму лишь как контейнер миграции качества жизни, то категория доказательства касается оформления временного содержания, но никак ни раскрытия перспективы вечности в значении полноты. Время как качественная проекция вечного в границах сущего отражает лишь собственную относительность идеи бытия к значению целого, но не снимает обобщающим основанием необходимость перспективы. Доказать можно только инерцию пространственно-временного континуума это в имманентной власти временности затухания функции. Перспективу же абсолюта, как разворачивание функционала полноты преодолевающего инерцию мира раскрывает субъект и его отношение к жизни. Здесь иные категории достоверности, не вмещающиеся в инерционные категории эмпирики. Если не объединить объективную и субъективную реальность в стратегии понимания пространства организации жизни, то знание и познаваемость мира никогда не будет полными. Здесь нужно качественное решение перспективы, а не количественный подход парадигмы отрезка. Теория Всего - это теория обоснования полноты всех частей целого, а не исключения признаков онтологии жизни из общей картины предмета знания, сражающегося за рейтинги популярности, а не обосновании полноты бытия в доступном определении значения быть.  Раскрыть излом пространственной перспективы способна лишь субъективная реальность, как мир в себе раскрывающийся в горизонте событий миром для себя. Каждое сущее претендует на свое пространство и время и этим формирует систему рефлексии качественного содержания значения быть.

Научная достоверность знания в контексте онтологии данной обусловленной относительности  (часть – целое и мера равновесия временности мира) это не единственная перспектива значения, обосновывающая содержание идеи бытия. Если к сознанию мы относимся онтологически, как принцип осуществления мотивации жизни в рефлексии мира, а не гносеологически, как требует того опосредованная оценка знания, то субъективная реальность становится не просто человеком созерцания, отвлеченного от функции перспективы, а качеством содержания идеи мира.  Любое содержание значения бытия субъективно и потому претендует на реальность как структура. Даже уже у Бенедикта Спинозы это модус протяженности – движения во времени качества содержания мира и модус мышления – функциональной полноты действия. Не рефлексия в явлении обусловленная временем и пространством, дублирующим субстанциональную необходимость значения быть, а чистое действие, не имеющее носителя, но сформированное образом полноты. Это частный уровень организации понимания бытия качественно не способный рефлексировать на условность значения целого.  Доказать, - лишить перспективы продолжения функции во времени, жизни, свести к инерционной обусловленности затухания действия. Само содержание действительности ставится под сомнение, ибо представляет собой производную третьего уровня отчужденности от функции начала (гносеологию). Первый уровень: аксиология бытия; второй: онтология жизни; и третий: гносеология знания. В таком контексте пространства организации знания, какое отношение к доказательству имеет идея жизни и перспектива ее свободы? Свобода необходимости жизни всегда обязательна, как жизнь продолжения, а не вероятна, как инерция затухания. Если экранированную действительность лишить мотивации жизни функционально, она будет лишена и длительности времени как инерционность. В горизонте событий эти переходы более плавны, и выглядят как сворачивание пространства бытия для данного качества организации содержания в горизонте событий. Вероятность это пространство падения функции силы, связанное с дифференциацией бесконечности разложения в мире множества. Если качество бытия выделяется из мира возможности как сущее, то в пространственной вероятности исключения качество выделяется из ничтожности как элита.  Опять же необходимость свободы жизни не вписывается в теорию инерционной вероятности. Наука понимает мир как поверхность, лишенную структурной глубины и перспективы. Это принцип схватывания, статичный инструмент остановки жизни в картинке понимания. Но в остановке нет жизни, жизнь - это функция! Невозможно жить полной жизнью души родового начала и оставаться в эмпирической поверхностности мира в границах гносеологии и инерционной ценности знания. Понимание необходимости жизненной перспективы в контексте инерции - ложно. Нужно менять аксиологию фундамента понимания бытия чтобы открыть для себя идею жизни. Аксиология инерционной действительность необходимо должна преобразиться в аксиологию функциональной полноты. Это естественное требование в преодолении эмпирической ограниченности мира. То, что удовлетворяет научному методу, совершенно не удовлетворяет идеи жизни. Сознание либо живет полной жизнью собственной судьбы, либо усеченной поверхностью присутствия. Эмпирическая доступность и достоверность имеет инерционное отношение к человеческой судьбе в метафизике жизни. В этом смысловая нагрузка качественной организации пространства бытия. От нее нельзя избавиться ни перспективой знания, ни идеей познаваемости мира. Она требует качественного изменения в субъекте содержания жизни. Это качественное пространство относительности и качественное пространство субъекта содержания не схватывается научной парадигмой. Она (научность) вообще чурается субъективной реальности, отстаивая собственные критерии власти в управлении мотивацией жизни. Именно поэтому помимо научного общества методологии сведения субъекта восприятия к границам объекта сущего, существуют еще и субъективные практики культурной и религиозной обусловленности освобождения и возвеличивании объективности приближающего мир к субъективному содержанию идеи бытия (религия, практики инициации). Пока эти потоки восхождения и нисхождения инерционной и функциональной обусловленности имеют место быть в организации самосознания жизни, существуют различия качества функциональной перспективы в организации значения быть. Перспектива полноты бытия и перспектива ничтожности затухания мира. Так что мракобесие прекрасно способно посрамить мудрость мира сего, обличив его относительность, не абсолютность как принцип зависимости инерции его действительности (качества явления) от функции начала. То, о чем не прилично говорить в свободном обществе и потому требуется сохранять философское молчание, изгоняя идею полноты за пределы власти фрагментарной наличности. Но если молчание затянется настолько долго, что человек и мир его субъективной реальности превратится в вещь, тем самым затянув полынью проницательной активности функционала, тогда камни завопиют, ибо именно вопль камней призвал рефлексию мира к отождествлению собой эволюции жизни.

   Оксин 01.03.13 г.

Заметки:

   Метафизика бытия есть условие организации качества пространства жизни. Окружающую нас пустоту отчужденности преодолевает качественное пространство относительности отношений бытия (часть - Целое). Поэтому Ньютон был прав, когда представлял пустоту как самостоятельную обусловленность. Пустота есть способ организации содержания значения бытия. Это дифференциация субъектной реальности в условиях времени (всплеска и затухания функционала действительности).

  Свобода носителя идеи жизни это всегда есть свобода содержания значения бытия! Небытие в этом смысле хорошо отрезвляет. Столкновение с вечностью ничто, пробуждает желание к жизни.  Поэтому в метафизике понятием "истинная свобода", подразумевается отнюдь не ведущая в смерть вечности - внешний мрак: сворачивание содержания идеи бытия в ничто и патологическое отсутствие мотивации жизни в содержании качества и необходимости перспективы разворачивания идеи бытия. Свобода это всегда возможность в мире способности, а возможность не принадлежит субъекту, а есть категория необходимости жизни в ее усилии (эволюция). Поэтому когда говорят: "свобода для" - это в самом общем смысле есть свобода обеспечения мотивации жизни, органичности качества в организации пространства бытия и уж в последнюю очередь общности, социальности, а когда говорят: "свобода от" - это опять же в самом общем смысле категории ничто, падения содержания функции силы, сворачивающей пространство бытия, - свобода от жизни, от содержания мотивации жизни в себе и окружающих тебя носителей. Что провоцирует агрессию мира в отношении к содержанию жизни. Это та самая человеческая деструктивность, над которой так скрупулезно бился Эрих Фромм. В непонимании психологии ее происхождения в отличие от животного мира, где нет беспричинной тотальной агрессии по отношению к себе подобным. Она просто не прослеживается в животном мире в контексте пространственной мобилизации усилий борьбы за выживание. Ответ тайн природы раскрывается на качественном уровне самосознания жизни в метафизике бытия. Сейчас же в моде относительная свобода: субъективной независимости, или же общественная свобода тоталитарного казарменного детерминизма. Все это не имеет непосредственного отношения к метафизике жизни, ведь сознание прежде всего принадлежит партии мотивации жизни, потребности содержания кода бытия, и уже потом свободе индивидуального и общественного порядка. Раскол органической полноты, как состояние отчуждения от метафизических истин начала. Падения аксиологии ценности содержания значения бытия. Свобода это тоже перспектива, но перспектива или отрицательная или положительная. Отсюда и аксиология двойственности, которая разрешается условиями мира только в положении меры.

Понятие целого - это конечной пункт качественной перспективы значения быть в развитии. Мотивированное пространство усилия жизни. Априорные формы отношений относительности бытия по отношению к условиям онтологии явления. Аксиология истоков качества целого предшествует не только гносеологии знания, но и онтологии содержания мира.  Содержание идеи бытия представлено в субъективном наполнении (субъективный идеализм) и в полноценной принадлежности качественного основания значения быть - Бог (Объективный идеализм). Понятие относительности, как форма взаимозависимости отношений возникает как принцип эталонной достаточности претендующей на абсолют пространства организации мира. Абсолют не был бы абсолютом, если бы не содержал в себе силовую характеристику качества. Это абсолютная характеристика признания источника возникновения времени и всего временного обусловленного динамикой мира. Поэтому философия качества не может обойтись без понятие целого, как источника содержания своей силой качества мира сущего во времени. Качественное усилие отношений относительности бытия в значении целого раскрывается в явлении мира. Целое это не схватывание в познании дифференциации выделения способности из функционального принципа относительной перспективы жизни. Целое это и есть сама возможность в ее полноте. А дифференциация это принцип субъективного выделения частного в пространственно-временном континууме собственного содержания значения быть. Целое это исток качественной полноты значения бытия и принцип преодоления временности и ничтожности мира. В понятии целого включается вся возможность перспективы жизни, которая вовлекается в мир способности посредством функции времени. Кричащая о себе действительность это предел организации времени, а структура это перспектива раскрытия потенциала целого в мире частной организации значения быть.

  Метафизическое представление о качестве не однозначно, ибо само понятие "жизнь" - обозначает критерии оценки качества, как становление действия в границах действительности, и продолжение самого процесса в раскрытии и разворачивании идеи бытия мотивацией жизни. Из этих различных платформ понимания качества и рождается представление о разности потенциалов усилия жизни (от частного содержания значения быть к полноте содержания в идее целого). Итак понимание функционального качества структурно, заложено в силовой вертикали отношений относительности бытия. Схематично можно понимать его как связь взаимозависимости: часть-целое. Целое утрачивает квалификацию функционала полноты в исключении своих частей из пределов централизованной действительности, а части утрачивают перспективу и содержание идеи бытия в изоляции от истока целого. Эта необходимость обуславливает их взаимозависимость и преодолевает изоляцию отчуждения. Поэтому мы говорим о временности мира и вечности раскрытия перспективы полноты. Инерционная действительность представляет собой пространственный излом альтернативы целому (горизонт событий в отличие от вертикали отношений). "Нести свой крест" - предопределяет онтологическую необходимость жизни в субъективной реальности мира. Это создает представление о проницательной активности функционала (в контексте силовой конструкции структуры) и временности затухания мира (в контексте инерционной обусловленности явления). Имманентное качество обуславливает всеобщность горизонта явления - пространственно-временного континуума, альтернативного содержанию бытия идеи целого. У Лейбница мир монад есть отражение источника качественно изолированный для мира пространством (монады без окон и дверей), но не для субстанциональности начала. Изоляция есть условие сохранения структуры на низком уровне организации значения бытия. Мир полноты раскрывается в диапазоне чувствительности мира становления, поэтому время есть ответ продолжения отношений в рефлекторной обусловленности состояния Космоса. Дифференциальная изоляция качества мира условие субъективного содержания значения бытия. Качество частной организации бытия выделения из возможности целого как стабилизирующее основание меры. Мера соответствия проницающей дискретности функционала в мир явления выступает гарантом стабилизации качества временного мира. Сама же идея жизни есть возвращение дифференциальной способности в мир возможности и полноты бытия. А жизнь, как процесс есть ответ на нищету функции в условиях явления. Бытие временности - поверхностно и организовано формой становления, а не содержанием полноты (от целого невозможно ни отнять ни добавить). Бытие поверхности ничтожно! Чтобы вернуть содержание в контекст вечности, надо преодолеть отчужденность мира идее целого качества, вернуться в Дом Бытия - Центр глубины достатка, не нуждающегося в обновлении. Качество для жизни это всегда разность потенциалов высокого и низкого употребления действительности. Все высокое содержанием открывает для себя полноту жизни, все идеализирующее форму (поверхность бытия) обнаруживает ничтожность своих усилий и отсутствие перспективы жизни ведущую в погибель вечности - ничто мира.

Мир явления это трехмерный предикат относительности функционального абсолюта полноты, растягивающий одеяло пространственно-временного континуума согласно тройственной перспективы настоящего, прошлого и будущего, соответствующие абсолютам: "качества становления" в явлении, отвечающего за содержание и миграцию качества идеи бытия во времени, абсолюту "угасания функции" полноты (ничто) в историческом прошлом ("были люди в наше время, не то что нынешнее племя, - богатыри"). И "перспектива будущего" как разворачивание идеи бытия во времени, согласно мотивации жизни преодолевающей угасание функции временности мира становления. Три перспективы, каждая претендующая на свой абсолют отношений формируют трехмерность пространства, как возможность разворачивания пространственно-временного континуума из сингулярности - начала зарождения Космоса.  Предикативное состояние мира обуславливает относительность значения его бытия. Бытие не принадлежит миру, оно является неотъемлемой частью абсолюта.

  При ассоциации понятия мера сразу же всплывает образ гегелевской диалектики. Переход количественных изменений в качественные. Количество воспринимается как дифференциальная обусловленность системного наполнения, а качество - нечто большее, объединяющее эту систему. Но кроме системы имманентной всеобщности есть структура представления Целого! Если кому нравится быть ограниченными контекстом системы – пожалуйста. Но следует понимать, что система не есть абсолютный принцип организации пространства бытия, она уже введена в условия влияния абсолюта на процесс и детерминирована этой внешней необходимостью. Ограниченность, это не привилегия достоверности, это позор неполноты понимания мотивации жизни. В контексте представления метафизики жизни количество это всегда дискретная функция проникновения в мир явления. Дискретность обуславливает дифференциальную завершенность качества всякого сущего. Абсолютным принципом динамики в необходимости жизни выступает полнота содержания, а не власть формы! Перетекание структурной энергии полноты целого в экранированную поверхность горизонта событий - альтернативное пространство организации значения быть.  Количество это продолжительность воздействия энергии целого на ее часть, которая сменяется рефлексией переживания ее во времени. Когда мы говорим о количестве рефлексии мира нужно помнить, что это перевернутый образ качественной перспективы полноты как в зеркале, отражение структуры источника в системе усложняющейся обусловленности значения быть. И если для источника качеством выступает функционал глагола действия силы вечности, то для инерционной обусловленности – это инерция содержания значения бытия во времени. Количество дискретной емкости становления (а не всей полноты действия), разграниченное и дистанцированное от качества сущего понятием мера, и количество затухания универсального качества действия в множественности и бесконечности (утрата стабилизирующего основания в значении быть – энтропия). И когда мы приравниваем это содержание к идее сущего, а сущее к явлению, то мы сводим весь функционал действия к инерционной действительности временного качества затухания. Но качество есть силовой аспект, а не ничтожный, даже если граничит с бесконечностью – инерционно не удовлетворяет значению истоков силы. Количество рефлексивной длительности и есть функция глагола действия, но никак не бесконечность инерции мира (Это начало вектора действия до границы пространственного излома, а не инерционность усвоения мира). Это различные структуры относительности в организации отношений пространства бытия. Весь смысл этого количества сводится к взаимодействию вектора действия и точки приложения силы. Рефлексия точки восприятия обуславливается качеством содержания чувствительности, а проницательная актуальность вектора действия проникновением системы организации в структуру отношений данной относительности. Осуществляет значение бытия то, что содержит собой идею быть. Форма, в которой затухает отношение принадлежности к централизующему основанию и содержательная обусловленность собственной состоятельности – умирает. Мировоззрение имманентного горизонта событий есть ставка на содержание временности и исключение трансцендентной обусловленности относительности отношений бытия. Имманентное, это альтернатива, претендующая на абсолют начала в пределах времени и игнорирующая в себе необходимость качественного перерождения, которую задает мотивация жизни. В этом смысле количество есть временной контекст усвоения функции силы. Количество имеет отношение к процессу роста, а не качеству содержания. Поэтому нельзя ставить знак равенства между качеством вовлеченности и количеством рефлективной задержки, требующей отчуждения для усвоения функции силы. Они обратно пропорциональны. Чем выше качество содержания идеи бытия, тем менее продолжительно время рефлексии, требующее отчужденности (Бог Моисею говорит: «лица Моего не можешь видеть, ибо умрешь»). Условие чуждости содержания в грехе (ничто) есть принцип недостаточности функциональной полноты, емкость которой оберегает время и пространство нечувствительности к облику источника. Расширение содержания до полноты Целого есть смерть субъекта. Именно поэтому глагол действия (модус мышления) и пространство отчужденности (модус протяженности) есть  степени представительства качества на разных уровнях организации значения бытия. Это различные пространства, сфокусированные изломом субъективной реальности, и сводимы они воедино только в структуре целого, но не в системе становления действительности. Что собственно Гегель не учитывал в своей философии, приравнивая идею количества (как результат множественного усилия времени) к идее качества манифестации становления. Но понятие качество есть метафизический концепт силового истока, и сводить его к потенции материальной природы просто не прилично, ибо сама потенция, как собственно и напряженность есть прямая необходимость разности потенциалов усилия жизни. И рассматривать идею становления сущего вне этой мотивации – есть просто преступление. Количество множества обуславливает (повторяет собой) структуру качества, но не предопределяет его необходимость в условиях действительности. Достаточно вспомнить генетическое строительство сложных организмов, проект которых уже существует в программе, клетки лишь модифицируют эту необходимость со степенью искажения. Репродуктивная деятельность обновления организма зиждется в чистоте исходного кода. Количество дифференциальной множественности мира повторяет собой структуру уже легализованного стабилизирующего стационара идеи качества. У качества есть универсальное начало производительности, и оно не соотносимо с количеством мира. Количество действия, как дискретная обусловленность становления и количество мира (Рене Генон) как разложение функции содержания на бесконечность фантомов уходящего времени – принципиально различны и имеют свое отношение к различным центрам влияния на организацию идеи бытия. Качество рождается из жизни и умирает вместе с необходимостью ее протекания (миграция качества бытия во времени). Не работает принцип Гегеля: "Все необходимое - действительно" – в границах организации пространства ноосферы спекулятивным разумом. Такая позиция не учитывает необходимость мотивации жизни и усилия времени – функционала, двигающего инерционную действительность вперед. Неодушевленное отношение к природу, как стихийной силе, которую надо покорить – это следствие просвещение, подменяющего собой святость, в течении всего ХХ века создающая цивилизованную дикость, возомнившую себя абсолютом организующего начала, не имеющая конкурентов для противостояния ее воли. Но цивилизация вступает в противоречие не с тем дикарем, который бегает в тропических лесках Амазонки, или чувствует себя само достаточным в саване Африки, но с собственным пространством организации бытия, тем самым, исключая из пределов времени собственное значение идеи быть как актуальное представительство мотивации жизни. «Зловещие мертвецы» - это образ цивилизации, преобразующей возможности своего пространства в способности мира, а не ограниченность органичной дикости, все еще не освободившейся от пищевой цепочке эволюционной природы. Принцип жизни сохраняется в обновлении, а не в загнивании содержания в границах господствующей формы. Я бы сказал, действительно то, что сохраняет отношение к функции действия и потому мотивированно необходимо в границах данного содержания структуры емкости, значения бытия. В этом смысле отчуждение есть акт ничтожности функционала и разрыв относительности отношений. Имманентная действительность не самостоятельна в значении быть потому и временна и ничтожна. Акт непрерывного становления (диалектический материализм) не решает проблемы выбора самосознанием жизни своей конечности или бесконечности, как принципа содержания перспективы бытия в значении полноты.  Поэтому не надо делать из автономии мира абсолют ограниченности понимания континуума бытия - невозможности преодоления сознанием аксиологии инерционной ценности мира. Отчужденность оформления действительности от качества содержания бытия есть патология ничтожности и несамостоятельности всякого проявления временности. Качество принадлежит структуре, а не количеству принимающему на себя ее функционал. Это объясняет почему тело после смерти разлагается. Если бы Гегель лишил росток источника низкой энтропии в рефлексии благополучных условий роста он бы получил бы обратно-противоположный результат: качество распадается на количественное множество.  Структура мотивированной (векторно-ориентируемой) необходимости жизни обуславливает структуру органической действительности в увеличении емкости содержания качества значения быть. В том числе и самосознание жизни.  Количество не принадлежит идее дифференциации мира, оно принадлежит идее содержания емкости бытия! И в разных условиях пространственной организации отношений выполняет различные функции нисходящей и восходящей перспективы, приближая или удаляя качество времени от условий вечности. Количество мотивации жизни это рефлективная емкость коридора взаимозависимости часть-Целое. То где встречаются проницательная активность вектора действия и инерционная обусловленность частной организации идеи бытия.  Это функциональный диапазон дискретного равновесия в формировании качества меры.  Стабилизационный гарант устойчивости. И первое тому подтверждение: количество не может сформировать из себя качество, его обусловливает структура, предопределяемая мотивированной программой деятельности (что вверху то и внизу). А это уже результат относительности отношений. Когда же мы говорим об инерционной множественности ("мир количества" Рене Генон), такое каличество уже не имеет отношение к пространственной перспективе функционала, а к отрыву инерционного затухания и разложения на бесконечность. Качество полноты в множестве растекается в горизонте событий. Качество пространства бытия это перспектива ведущая к Логосу, а не к идее ничто угасания функционала в ничтожности мира.  И это тот принцип онтологии бытия, который нарушил Гегель, когда заявил о том: "почему бытие есть, а небытия нет?". Подменил организацию отношений относительности бытия и заменил структуру полноты всплеска, инерцией экранированного горизонта затухания. Качества нет в количественной инерционности мира (это состояние отрыва инерционной действительности), но оно присутствует только в структуре (временной коридор дискретной функции действия). Функциональный всплеск начала был закреплен за импотенцией инерции мира. Инерция выступает носителем возможности на основании способности являть себя миру. Тот самый росток, из которого Гегель производит свои выводы. Но идея структурологии ростка заложена на генетическом уровне функциональной необходимости. Несет в себе код бытия. Необходимость глобальна, а локально она проникает лишь в границы мировой чувствительности. Действительность и необходимость никогда не совпадают, они разделены границей меры. Межи между вечностью качества полноты и временем дифференцированного качества становления. А их различие представляет собой разность потенциалов усилия жизни. Поэтому выводы Гегеля можно считать натуралистическими и относящимися к аксиологии инерции. Без качества, как единицы системного начала ничего не может быть в мире явления. Количество в представлении Гегеля это скорее форма абстрагирования от качественной перспективы функционала в горизонт событий: клонирование, умножение по образцу.  У них различные пространства отношений относительности бытия (противоток напряженности жизни). Раскалывает это пространство на восходящую и нисходящую перспективы субъект содержания, а объединяет их в действительность и инерцию рефлекторной длительности спин времени. Но такое количество уже не имеет отношение к мере стабилизирующего начала, оно имеет отношение к бесконечности функциональной ничтожности мира. Это различные перспективы организации значения аксиологии бытия. Язык же никак не маркирует различие в качестве инерции и качества структуры.  Как собственно и количество матрицы мира и количество проигрывания и функционального растворения действительности в горизонте событий. Имманентный мир как бы наслаивается на трансцендентную необходимость и подразумевает два в одном флаконе. Но это порочная практика понимания структуры. А все потому, что метафизика жизни для образованной действительности - вне закона.
Итак, количество не формирует понятия качества, оно возникает из функционала, а идея меры имеет значение соответствия содержания бытия пронизывающей изоляцию отчужденности функции полноты. Диапазон рефлекторного воздействия вектора на инерцию мира схвачен в физике постоянной Планка.  Мера предполагает соответствие примирения функциональной и инерционной обусловленности глагола действия. Это соответствие определяет диапазон рефлексии инерционной действительности и диапазон функциональной проницательности векторного усилия перспективы (стрела времени). Именно это примирение формирует мир Космоса и стабилизирующую обусловленность протекания явления в горизонте событий. Мы можем сказать: «мир таков, каков мы его знаем, именно потому, что емкость качественного содержания инерции обрела относительность своего отношений к истоку в дистанцированной встрече с проницательной активностью функции действия. Разрыв пространственной отчужденности и сохранение отношений относительности обуславливают становление во времени и снятие перспективой вечности в единстве и борьбе противоположностей». Мир имеет свое лицо именно потому, что динамика удаления и перспектива приближения обуславливает все его постоянные характеристики стабильности для разворачивания экранизированной поверхности явления и осуществления эволюции Космоса. Универсальные характеристики формирования качества мира создают его лицо, а не пространство отчужденности и детерминизма в падении функции силы. Свобода перспективы возможности жизни формирует необходимость алфавита первокирпичиков организации, а не инерция отчужденности и закон вероятности падения функции силы. Мир не случаен, он необходим, как система содержания идеи бытия, отражающая некое качество явления во времени. В контексте Целого – это очевидно, ибо сохраняет значение быть только то, что содержит собой качество отношения к центру. Для контекста власти ничтожности над идеей бытия это не очевидно, ибо всеми процессами падения функции силы управляет случайность. Подобный контекст даже предположить не может, что существуют отношения, способные исключать контекст падения функции силы (Вечность). Имя этим отношениям не мир, поедающий качества в естественном отборе и определяющего в этом двигатель эволюции, а мотивация жизни, рождающая новые качества из ничто слабости мира! Вид не может быть сформирован количественной обусловленностью мутаций – поражающих программный генофонд содержания качества, а возникает как новая качественная обусловленность инерционной чувствительности времени. Необходимость стабилизирует значение содержания, а случайность отметает все нежизнеспособное содержания идеи быть. Без содержательной стабилизирующей основы необходимости нет и не может быть актуализирующей деятельности случайности. События времени осуществляются от высокого потенциала до всех инерционных уровней чувствительности. Попытка управления функционалом возможности есть суицид, осуществляющийся по отношению к собственному представительству функционала жизни.

В понятии меры сконцентрировано стабилизирующее понимание аттической традиции принадлежности мира к целому у Парменида и рефлекторное представление изменчивости, обновляющей контейнер содержания значения бытия Гераклита (все течет). Именно качественное пространство отношений и время содержания формируют мир сущего. Априорные формы организации бытия предшествуют в возможности явлению способности быть. Эти гиганты бесплатно дают нам советы из глубины веков в понимании онтологии бытия. Именно они схватывают основные принципы формирования алфавита качества в мире множества обусловленности содержания. Коридор конверсии, который рождает сущее в мире явления. Мера есть естественная граница мира инерционной обусловленности и экранированный диапазон проницательной активности стабилизации субъективного содержания мира. Это первокирпичики в построении структуры в мире явления. Субъективная реальность есть тот первоатом, который открывает фундамент настоящего значения быть в идее мира (Адам). Устойчивость, которую гарантируют матричная обусловленность проницательной и инерционной активности. Точки флуктуации есть вершины встречи внешней и внутренней организации мирового континуума. На этих приграничных рубежах формирования границы рождается мир и бог формы, отождествляющий собой эту функциональную необходимость в мире явления. Мы подобрались к моменту сингулярности в его зачатии, когда законы организации Космоса еще не работали, рождение мира было еще принципиально единым и лишенным обусловленности детерминизма в претензии качества на время и пространство. И это правило диктовала мера инерционной и функциональной обусловленности бытия значения быть. Мера перехода функционала в инерцию экранированной действительности.

Гераклит: "Космос - живой огонь, временами возгорающийся, временами затухающий" Аллегория огня есть символическое отождествление идеи времени, начинающего свой ход от полноты и стекающее в русло ничтожности. Пока поддерживается огонь жизни, - все еще есть чему гореть! Огонь, - условие растворения времени, но также и условие обличения содержания полноты. Состояние войны созревает когда власть формы становления и ее величия берет верх над содержанием значения жизни. Огонь войны - условие мира. Все формальное перегорает как ничтожность, обнажая жажду к содержанию бытия. Огонь - истечение содержания бытия во времени, но также столкновение с конечностью времени в пределах мира открывает вечные ценности несгораемого основания в силу того, что оно не принадлежит миру. Идея бытия раскрывается целым и возвращается в Целое! «Смерть – где твое жало? Ад, где твоя победа?» (Библия). "Борьба - отец всему и всему царь" Право содержания полноты над немощью формы. Функционал Целого порождает инерцию мира, а не инерция мира порождает функционал вечности! Борьба есть идея обнажения существительного в сущем и принадлежности этого царства полноты к качеству Бытия. Относительность – качественное отношение к вечности. Когда количественное отношение к абсолюту – ничто. "Справедливость меры в распре". Способное к жизни, живет, не способное к жизни находит свой дом в смерти. Мера есть условие разделения и переход сознания в Дом Бытия. Инерция использует функционал во времени подменяя идею жизни значением пользы, а функционал увлекает инерцию содержания времени к жизни полноты, вечности (неиссякаемый источник религии и человеческой исключительности рожденной образом метафизики жизни). Человек это не открытие гуманитарий, это присутствие мотивации абсолюта во времени. Самосознание жизни не принадлежит миру и поэтому ищет для себя Дом Вечности. В границах мира у них различные перспективы мотивированного пространства. Мир это энтропия сворачивания идеи бытия, а субъективная реальность – есть принцип разворачивания идеи бытия в прыжке веры.
Парменид: "Бытие есть, небытия нет" В небытии отсутствует глагол действия - мысли информационного содержания качества значения быть, и принадлежность этого содержания к системе данной относительности. Все инерционное, материальное и эмпирическое изначально существуют как мысль, звук, струна (теория струн) и именно это содержание глагола действия оформляет их собственных континуум пространства-времени. В контексте небытия он предвосхитил относительность понимания мира, его принципиальную принадлежность к центру полноты бытия.  Греческое онтологическое понимание мысли никак не сопоставимо с современной гносеологической обусловленности знания – рефлексии. Рефлексия присуща не только разуму, но является фундаментальным свойством становления любого качества мира в значении сущего. Материализм современности желает видеть мышление только в спекулятивном разуме. Мнительность это мир борьбы активно огненного и пассивно темного начал. Вступая на этот путь сознание принимает в себя условия этих отношений относительности и перспективы. Мнительность это не отвлечение, ибо все свободы рождаются из мира перспектив. Спекулятивные свободы порождают утопии абсолюта. Но в силу относительности отношений они соответствуют логике активного разворачивания и темного угасания идеи бытия. Утопия это обман человеческих ожиданий, но абсолютное соответствие относительности выбранной перспективы. Инерционной или функциональной. Бытие для Парменида едино и неподвижно, для богов нет представления будущего и прошлого, они прибывают не во времени, а в вечности нескончаемого настоящего - достатка. Парменид переводит символику метафизики в онтологию отношений. Недостаточность и развитие - удел человека, как собственно и заблуждение.  Мы воспринимали мысль Парменида как условие гносеологии знания (достоверность), а для него это было условием онтологии содержания бытия. То пространство которое для нас было десакрализовано в границах просвещения для него было качественно и сакрально. В десакрализации нет будущего, ибо все ставки сделаны на ценности затухания, изживания и угасания идеи бытия. Сакрализованное пространство напротив, потому и метафизично, что соблюдает сохранность не проявленной необходимости представительства жизни. Поэтому мы не понимали тождественность представления философа в мысли (глагола действия) и объективности - его инерционной заданности в мире. Мы желаем жить вечным настоящим, у которого нет будущего. В этом смысле идея есть возвращения образа в мир полноты. Вечное будущее как перерождение содержания бытия. Здесь не гносеологический, а онтологический примат соприкосновения субъекта с инерционной действительностью. Потому и критика современности была профанированной. Мы не желали понять, мы желали исключить его аргументацию из собственной системы знания. Именно поэтому для философа целое недвижно, оно переросло горизонт событий общности, ему просто некуда более расти. Нужно создавать новые отношения взаимозависимости, чтобы выйти за границы своей полноты. При этом целое самодостаточно, а мир - нет. Он не может существовать вне условий его отношений с Целым. Мир есть условие встречи инерционной действительности и ничтожности, и функциональной перспективы и роста.

И третий фундамент греческого понимания идеи бытия (третий слон на котором стоит фундамент стабильности Космоса) Протагор: «Мера всех вещей — человек, существующих, что они существуют, а несуществующих, что они не существуют». Не существующих - это изоляция пространства (онтологическая, качественная изоляция) в диапазоне рефлективной возможности восприятия глагола действия. "Существующих" - при этом есть тождество качественной емкости организации системы бытия. Мера рефлексии соответствует качеству содержания. Аксиологию ценностей мы воспринимаем только ту, которая соответствует мере вовлеченности сознания (содержания) в мистерии бытия. Система горизонта событий рождается в мироздании структуры (в физике электродинамика и механика). Они качественно разделены диапазоном чувствительности. Онтология субъективного содержания значения быть такова, что для нее существует и функция доступной ограниченности и инерция рефлективной отчужденности от качества целого именуемая длительностью времени в усвоении функционала полноты. При этом все функционально доступное есть предел содержания мира, а потенциально отчужденное от инерции временности (разрыв с целым) не отождествленное как объективность видения.  Когда мы говорим о времени мы имеем ввиду именно такого половинчатого субъекта содержания значения бытия в частной организации качественного пространства значения быть. Субъективная реальность есть последствие пространственного излома для состояния нашего мира. Человек здесь принцип субъективной организации значения бытия. Опять же, этот человек имеет онтологический, а не познавательный статус. Это субъект построения горизонта событий в явлении.  Мысль для него это начало качества всякой действительности - Логос! И если мы говорим о качестве мира, то только через человека можем открыть для себя качество целого, как расширение субъекта содержания в значении бытия. В гносеологии же даже сознание есть уже вторичный способ качества организации пространства по отношению к первичному - инерционному бытию. Мы говорим о качестве восходящей и нисходящей функции действия. В этом смысле мера человека есть соответствие функции перспективы. Воспринимать качества вещей, возможно только те, глубиной содержания которыми живёшь. Это системный уровень восприятия в понимании существующего и несуществующего. Система это диапазон спектра чувствительности. Радуга – знамение разложения диапазонов мира из сектора функциональной полноты действия (сингулярность). Преодоление миром ничтожности и инерции качества это преодоление субъективной реальности в содержании идеи бытия. Это онтологический статус аксиологии жизни как выход сознания за пределы мира, а не гносеологический - перетягивание идеи вечности в пределы знания. Опять же подтверждается инерционная и функциональная мнительность Парменида в относительности пространства своего функционирования. Поэтому гегелевское представление меры перед этими тремя гигантами просто меркнет. Ибо ихними устами говорит метафизика бытия еще до состояния раскола на трансцендентное и имманентное понимание значения быть. Мера это дистанция отчуждения мира от функциональной полноты качества значения целого, альтернативно претендующего на свой пространственно-временной континуум бытия. Этот субъектный излом пространственной мотивации и есть проникающий момент стрелы времени в мир явления. Инерционность поверхности бытия мира как недостаток функциональной полноты содержания. 

  Парадигма включает в себя не только "систему основных научных достижений" но и качество организации пространства субъективной реальности, его отношение относительности. Парадигма это процесс вхождения сознания в мотивацию жизни, постижение им собственной органичности. Поэтому это прежде всего качественно-емкий процесс пространства организации, а не просто революция прогресса научных знаний. Можно сказать, пока просвещению было тяжело нести бремя метафизики жизни ее вынесли за скобки, сконцентрировав внимание на натуралистическом обосновании присутствия. Сейчас наступает время возвращения метафизики жизни в пределы самосознания, как непосредственного требования раскрытия качества в идее "познай себя". Парадигма есть онтология субъективной емкости бытия. И когда сознание открывает в себе идею начала - Логоса, оно открывает в себе и идею начала жизни.

  Метафизика мысли это всегда отношение сознания к началу, к Логосу. Гносеология знания не желает признавать этот факт и сводит идею мысли к рефлексии.

Стрела времени - это метафизическая претензия разрыва пространственно-временного континуума. В ядре научного знания подобный разрыв не признается. Но стрела времени обуславливает вливание перспективы возможности в мир состояния и развития качественной емкости содержания идеи быть в условиях структурологии становления. Стрела времени имеет прямое отношение к идее жизни. И потому не вписывается в логику инерционной действительности. Вы полагается будущее это процесс организации сущего? Не угадали. Будущее относится к структурной перспективе возможности, которой качество настоящего просто не обладает. Ноосфера исчерпывает перспективы самой возможности, но а возможность поступает с качеством взросления жизни. Опять мы приходим к условиям организации самосознания организации бытия. Но путь может быть как органичным так и жертвенным. Так вот, жертвы есть условие сворачивания пространства бытия. Будущего может и не быть для этого представления качественной организации. Пространства качественного организма. Разрыв с перспективой жизни и уход в бесконечность прогресса есть утопия. Нужно обеспечить собой условие органичности будущего чтобы иметь свое место будущего в его перспективе. Не думаю что цивилизации которые доминировали на нашей планете как влиятельные, планировали собственное угасание, но их не стало. Если мы не поймем мотивированную необходимость жизненной перспективы, - разделим их же участь. Если развитие по Гегелю идет по спирали, то нам надо открыть для себя централизованную перспективу, чтобы радиально не отклонится от центра на столько, что стать несущественным в перспективе содержания значения быть. Стрела времени формирует общее представление раскрытия энергии будущего в мире инерционной действительности.

  Способность и возможность

В силу смещения необходимости бытия к условиям качества организации сущего, произведенного еще усилиями Гегеля: "все возможное действительно и все действительное возможно" - диалектический материализм присваивает центральную роль возможности идее действительности. Действительность это качество обусловленности настоящего, а возможность - это то состояние явления которого еще нет, но оно может быть осуществлено в будущем. И пространство организации такого бытия представляет собой завоевание возможностей жизни способностью разума, что вполне соответствует условиям наступления гносеологического царства. При этом возможность или невозможность представляют собой структуру вероятности наступающей способности на возможности жизни.

 Проблема состоит в том, что возможность всегда раскрывается только во времени и никак по другому. Ее никогда нет во времени настоящего, как качества становления действительности (роста) и всегда присутствует в энергии времени будущего. Качество способности как способ организации становления в своем временном диапазоне заявляющей о себе керигмы не имеет возможности вне пространства мотивации жизни. Настоящее всегда сворачивается как проигранный момент действия который нельзя вернуть, а возможность продолжения игровой ситуации рождается с новым всплеском энергии времени. Сам принцип становления есть способ исключения возможности из качества обусловленности своего бытия. Перевод много вероятной возможности в обусловленную действительность качества. Дифференциация явления есть выделение качества из перспектив возможности. В момент становления сущее не имеет никакой иной возможности отождествлять себя с действительностью. Оно отождествляет себя с системой проявления при выходе на поверхность существования (действие в действительности). Это момент проявления потенциала. Но сохраняет свое отношение с мотивированным пространством идеи жизни и силовым контекстом врывающейся в мир явления энергии времени. Возможность времени привносится в сущее как необходимость жизни. Вопрос сводится лишь к органической и неорганической чувствительности. Память как принцип содержательной обусловленности качества. Качественная полнота рефлексии. Поэтому возможность обуславливается глобальными условиями континуума, а усилие обеспечивает лишь усвоение этой возможности. В силу этого пространство бытия организовано мотивацией жизни, а не спекулятивным разумом озабоченным своими возможностями понимания будущего.  Это естественным образом в содержании значения бытия ограничивает абсолютную свободу спекулятивного разума, которому Гегель обещал абсолютную независимость перспективы собственного будущего (ноосферу), могущественной и снимающей требования необходимости жизни перед алчностью разумной действительности. Вопрос конечности содержания такой перспективы очевиден: "Закат Европы" "сторож стойкой ночи" "конец истории". Начиная со времен эволюции проекта осуществления человека динамика необходимости осуществляется согласно мотивации жизни и содержания значения быть в оформлении поверхности бытия. Способность есть лишь способ организации содержания бытия, а возможность остается в границах объективного идеализма функционального полноты целого и совпадает с возвращением содержания мира в дом бытия. Спекулятивный разум это инструментарий люциферовской измены в человеческом величии отчужденности от идеи бытия Целого! Как собственно и содержания собственного значения быть.

   Оксин 01.03.13 г.