Титульная

Как я понимаю метафизический концепт «сотворение из ничего»

Затрагивая исторические вехи философского поиска начала, в организации абсолютом пространства бытия, мы неизбежно соприкасаемся с онтологией значения ничто. Уже у Томаса Гоббса «ничто» есть условие исключения из относительности отношений полноты мира. По определению не имеющее ничего общего в отношении к идее бытия. Приграничная категория разделения пространства на бытие и небытие. И действительно, аксиология ничто исключает аксиологию содержания идеи бытия. Но ведя речь об метафизических категориях важно понимать онтологический статус перспективы значения ничто. Увы, метафизика «ничто» так и не обрела онтологического толкования легализации своего значения в контексте понимания целого. Все ХХ-ое столетие - это реализм господства перспективы ничто над идеей бытия, требующий от сознания забыть необходимость этого общего понятия охватывающего собой стратегию значения целого в формировании мира. Мы приходим к полно достаточным категориям только через универсалии всеобщего. Схватывание идеи бытия в значении сущего не предоставило нам возможности переосмысления общего понятия в идее целого, открытия для сознания необходимости жизни и метафизики бытия.  Нужно понимать, что пантеизм, трансформировавшийся в гегелевский панлогизм и потом плавно, с переходами, устанавливающими приоритеты популизма приверженством моды, переходящий в восточную философию субъекта, обретающего абсолют в момент становления практикой концентрации, не удовлетворяет единственному условию понимания онтологии мираидеи жизни. Понятие жизни и ее необходимости не схватывается парадигмой избавления, - сознательного освобождения от судьбы мира. И научный атеизм и восточная интерпретация просто освобождаются от стратагемы жизненного усилия, движущего эволюцией и временем перетекания возможности в качество способности быть. Пантеизм схватывает условия становления имманентного в горизонте событий, но не передает динамики и перспективы идеи жизни. В диалектическом материализме только лишь соглашаются с присутствием этой динамики, но зачем она нужна, никто и не забивает себе этим голову. Жизнь, вроде, как и есть, а вроде и нет. Гораздо более существенное значение в философии обретает стратагема «ничто». Бесконечность в пространстве и вечность во времени сглаживает это профаническое представление о бытии. Мы схватываем момент в статичной обусловленности и полагаем, что это и есть жизнь. Ее мотивированное пространство действия, передающее узы правления от качества полноты к мотивации сущего (Гегель). Но мотивация жизни не сводима даже к жизни обывателя отдельного протекания персональной истории в горизонте событий или общественной концентрации пользы, преследующей идею прогрессивного роста и рабовладельчески относящейся к внутренней силе жизненной полноты. Мотивация связана с раскрытием идеи бытия, но никак не с увяданием полноты качества жизни. Поэтому все динамики сворачивающие идею бытия или выталкивающие сознание на поверхность аксиологии стоимости рыночной вещи, чужды пониманию жизни и скорее оправдывают деградацию, нежели рост. Власть рынка над самосознанием жизни есть деградация субъективной реальности. Можно много говорить о становлении, о единстве качества полноты, обретенном во времени, где мотив глагола действия совпадает с перспективой действительности, но нельзя обнаружить в этих искусствах полноты величия, - самой жизни, как мотивированного пространства существующего задолго до человеческих мотиваций в постижении вечности. Это эволюция построения проекта самосознания жизни в человеке. Субъективное содержание значения бытия поддерживает лишь идею становления, но не идеализацию абстрагирующуюся от идеи жизни. Война с идеей жизни и метафизикой бытия осуществляется за власть управлять пространством бытия, разделяя целое на части альтернативной вероятности падения функции силы. Человек с дарованной ему свободой часто забывает об этом, интерпретируя собственное присутствие как знамение самой жизни в управлении значением бытия. Весь ХХ век просто кричит нам о несоответствии желаемого и действительного в контексте своеволия пространства человеческой организации, иллюзии достижения гармонии и полноты своего времени. Бог испытывает человека как проект своего времени, но уже камни готовы стать для Него сынами, если человеческая сущность выберет свою судьбу стопами искусителя. Ежели исходить из понятия жизни, любой момент достатка не исчерпывает динамику ее перспективы (жизнь в каждый момент продолжается), а, следовательно, всякий пантеизм невозможен в условиях мотивации разности потенциалов, идеи жизни. Идеализация значения становления в организации пространства бытия есть преткновение роста. Становление как формальный отчет достигнутого исключает мотивированный жизненный принцип содержания метафизики бытия. Форма не исчерпывает собой разности потенциалов усилия жизни, как и не подменяет содержания в значении идеи бытия. Мы придаем форме основной мотив управления пространством организации значения быть (ноосфера), но не оформление, а силовая структура содержания (вертикаль функциональной зависимости) формирует хаос Космоса в порядок Вселенной. Качественная перспектива пространства становления или выживания исключает мотивацию жизни в содержании и накоплении структуры бытия и опирается либо на волюнтаризм централизованной власти подавления (воля как очевидное действие в условиях действительности), либо на тотальное освобождение сознания от мотивации жизни и падение содержания бытия в глобальных масштабах энтропии Космоса. Свобода как принцип абсолютной безответственности перед содержанием жизни. В этом смысле сатана есть кривое зеркало, обезьяна Бога. Невозможность упразднить потребность самосознания в мотивации жизни (вере) подменяет понятие должного своеволием. Управляющий пространством обнаруживает, что он управился и рассчитался, реализуя собственные замыслы мести против собственного же содержания бытия. Нигилизм как ответ исключения само ценности жизни.  Свобода как исключение права быть. Сворачивание идеи бытия. Идея становления это пространство управляемое разумом и приносящего жертвы на алтарь прогресса, когда идея жизни это пространство управляемое органичностью бытия. Органичность, гармония, симметрия – есть условие без жертвенного раскрытия перспективы («пойдите познайте, что значит милости хочу, не жертвы» (библия)). Качество содержания полноты в отличие от энтропии падения всегда рождается, как независимая обусловленность значения быть и никогда независима от аксиологии количества (бесконечность, множественность), а зависит от функциональной проницательности времени и чувствительности его восприятия (рефлексии мира). Тайна заключается в том, что объективность мира существует лишь в содержании субъективной реальности. И в этом смысле «Основной вопрос философии» (неприятие материализма к идеализму) - есть внутренний раскол отчуждения действительности от истоков действия. Абсолютная и непримиримая война в самом себе и с самим собой. В этом и заключен смысл ничтожности мира (одеяло майя). Количество системно рождается лишь как приобщение дифференциации отчужденности к качеству функциональной перспективы жизни. Разложение функции дискретного действия на множество. Силовая вертикаль структуры есть источник упорядочения пространства бытия. Функция входит в Космос через субъект мира, как принцип содержания собой значения бытия. Качество рождается как отношение содержания идеи бытия в мире и абсолюта – источника упорядочивающего пространство Космоса. Способно покрыть функциональные долги ничтожности мира и организовать силовым действием хаотичное падение структуры в органичность порядка. Бог творит мир из ничто, вдохнув в него векторную перспективу начала жизненной силы. Онтологическое значение ничто в этом контексте есть проект пространства, отчуждения, чуждости функциональной полноте целого, претендующей на свой пространственно-временной континуум. Пространственная пустота есть функциональная ничтожность где лишь в субъекте содержания зиждется идея бытия (атом на 95% пустота, не оправдывающая своего изначального представления о сущем: «неделимый»). Субъективная реальность есть универсалия стабилизирующего начала – меры. Содержания функции и экранизации инерции действия. В этом смысле расширение Вселенной в космологии - есть условие умножения ничтожности мира и падения функции содержания мира в его структурной чувствительности ко времени – энтропия. Ничтожность мира заключается в конечности его времени (временности) эволюционного усилия в возвращении содержания значения бытия к его полноте. Время не бесконечно, оно подтверждает качественную сущность своей деятельности в конечности всякого явления в том числе, касающегося глобальных масштабов – Вселенной. Время не существует вне идеи сущего (сингулярность), как собственно и с субъективным содержанием идеи бытия рождаются понятия пространство и время. Не стоит заблуждаться, что смерть Вселенной это еще не конец времени. Это конец времени данной Вселенной с ее континуумом в качественной организации значения быть. Умножение Вселенных и абстрагирование их в бесконечности не решает качественной проблемы бытия. Это просто форма абстрагирования от мотивации жизни. Смерть Вселенной в космологии это конечный момент сокращения структуры, содержания значения бытия и переход его в контекст ничто. Абсолют понимания ничто как центробежная динамика, противостоящая центростремительной это выход за круг отношений относительности бытия. Изживание в себе всякого представительства содержания бытия. Юрисдикция перспективы иной относительности, чуждая централизующему значению полноты организующего собой пространство функции действия в действительности. Начало как продолжение всегда есть конечная цель, а не бесконечность и неопределенность движения. Ведь даже бесконечность имеет свой метафизический абсолют – это ничто. Ничто это всегда динамика падения функции в потенции действия. Но оно также свидетельствует о том, что пока существует перспектива ничто, все еще есть чему падать. То есть понятия ничто нет вне содержания и глагола действия, как собственно нет и инерции исключения в противоположность всякому движению. О ничтожности можно говорить лишь в контексте относительности отношений бытия. Абсолютное ничто есть принцип исключения значения быть. Ничто это ничтожность, безрезультатность функционала жизненного усилия. И когда звучит утверждение, что мир сотворен из «ничто» - это означает падение третьей части Царства Божия, отделившегося от значения Целого. Отношение относительности бытия это результат последствия этого отделения, выпадение содержания мира из онтологии вечности и содержание падшего мира на плаву во временности через силовую вертикаль организации пространства бытия. Это момент взаимосвязи – пуповина, впоследствии которой содержание мира не принадлежит самому миру, а принадлежит идее целого. Обрыв пуповины обрушивает содержание в тотальную ничтожность сворачивания пространства бытия (изживание собственного жизненного потенциала). Не реализованные возможности времени есть условие падения динамики не осуществленного действия в перспективу ничто. Мир рождается из сингулярности как прах ничтожности, оформленный в инерционную действительность функцией силы (космология). Неспособность существования полнотой содержания как абсолют собственной организации пространства бытия, предполагает субъективную альтернативу организации существования формой в отношении к значению Целого. Вынужденной в осуществлении признания отношений относительности собственного бытия, актуализирующего потенцию действия в отношении с источником достатка. Аристотелевское понимание перехода потенции в акт осуществляется только в условиях отношений. Если бы у него была возможность сравнить условия мира с условиями ничтожности падения функционала, он наверняка бы не приписал абсолютное значении форме, в становлении качества бытия (форма как абсолютный критерий проявления действительности в акте). Актуальное бытие противопоставлялось потенциальному, - не проявленному. Централизация внимания на идее мира и его аксиологии бытия всегда есть исключение Идеи целого и Его полноты. Все что приемлемо в границах горизонта событий имманентного просто неприемлемо в контексте вертикали относительности отношений, организующей вектором действия пространство бытия. Если бы была возможность выключить мир и постичь его абсолютную ничтожность, как доказательство небытия, наверно не было бы иллюзий в централизующем основании принадлежности мира к идее Целого. Точно так же не существует потребности в вере, если она уже воплощена в реализм действительности. Вера есть будущее осуществление значения собственного содержания идеи бытия. Прыжок веры есть отрыв от аксиологии инерционной ничтожности мира. Поэтому она не имеет отношения к инерции ничтожности мира и может осуществляться только, как функционал полноты значения быть. Если мир выключить, обрушив в абсолют ничто, его уже невозможно будет вернуть в онтологию относительности отношений, качества содержания идеи бытия. Вера и знание имеют разные онтологические перспективы в осуществлении значения бытия. Форма есть экранизированная поверхность создаваемая рябью, усилием времени, поэтому она не имеет собственного значения бытия и обретает его необходимость транзитом, представляет собой точку встречи функции и инерции мира и выявляет ничтожность и патологичность своего времени, временности в автономии освобождения, желания примерять на себя одежду абсолюта. Она патологически неспособна организовать собой пространство бытия, а все усилия этой организации выявляют себя тщетными и ничтожными. Поэтому и обретает свое смысловое значение и перспективу продолжения лишь в относительности отношений к централизующему источнику начала действия. Собственно этот момент миграции качества жизни мы и понимаем под миром действительности. Экранированную обусловленность видим как единственный способ организации значения быть. Но это иллюзия, обман, ибо частной организации значения бытия не существует вне представления Целого. Мир рождается лишь как отражение истоков глагола действия. Без источника нет и отражения. Целое задает парадигму субъективной рефлективности качества. Мир есть лишь отражение полноты. Поэтому то, что мы называем качеством присуще матрице функционала становления в действительности. Это и структурная потенция коридора матрицы взаимозависимости мира – материальность, как способ существования и совершения работы собственного бытия. Инерция отражения всегда качественно – принадлежащее к функционалу, способное исполнять свою функцию потенциальной необходимости. Качество всегда функционально! Количество лишь заполняет вакансии этой необходимости, как способность (способ) совершать работу своего определения занимая собой пространство и время. Осуществляя программную, генетическую обусловленность построения полноты. Большая часть априорных форм организации мира не проявленная, а потаенность связана с чуждостью частной организации бытия значению Целого. Экранированная поверхность, не имеющая глубины собственного содержания - релятивная. Это состояние нашего мира и его изменчивости, повторяющего собой содержание значения бытия. Именно эта поверхностность не имеющая значения стержня делает наш мир иллюзией содержания значения быть. Контейнером моментной миграции качества бытия. Самосознание обретает свой стержень в метафизике отношений относительности и принадлежности к значению Целого. В этом целевая перспектива всякого содержания – возвращение в «Дом Бытия".



Человек на протяжении своей жизни сменяет большую часть своих клеток, не говоря уже о химических веществах, сопровождающих динамику организма, но при этом не утрачивает своего качества – личности! Если мы скажем, что человек родился из количества – это будет профанированной действительностью. Экранированной обусловленностью видения. Ведь он рождается из генофонда (программы), сознательного канала поддерживаемого относительностью отношений бытия. Трансляцией функции силы в рефлексии содержания функционала, которые поддерживаются родительским или общественным сознанием (в случае сироты). Отрыв человека от условий человечности это уже необратимый процесс для содержания значения бытия, невозможность обретения функциональной области родительского поведения (дети воспитанные зверьми). Самосознание личного находится в условиях постоянной подпитки метафизических источников содержания. С этим собственно связано бессмертие религии, сохраняющей традиции через века. Причина тому вполне онтологический, содержательный статус метафизики жизни. Роль этой аксиологии ценности бытия умышлено принижают в борьбе спекулятивного разума за власть над мотивированным пространством жизни. Жизнь, создавшая проект человека теперь недостаточно хороша и должна подчиниться мотивации разумной действительности. Только вот гносеология разума выдавила из себя лишь перспективу ничтожности мира. Поэтому только высокий потенциал функции действия создает условия гармонии в организации пространства бытия. Находиться в мотивированном диапазоне чувствительности, означает, что не суровость закона должна отвратить человека от совершения зла, напротив, сам человек должен не захотеть делать зла и принять эту аксиому за право человечности, подразумевая спекуляцию привилегий в осуществлении зла ниже собственного достоинства. Быть человеком, следовательно, находится в высоком потенциале мотивации жизни, где вектор действия и стратегия рефлексии в воплощении действительности совпадают. Именно воплощение функции в содержании бытия, а не просто становления формы подразумевает под собой соединение несоединимого. Точку встречи, пронизывающую вечность. И именно это открывает сознанию понятие жизнь, а не просто формальное становление и снятие в осуществлении действия в пределах действительности (Гегель). Становление альтернативно значению жизни и потому искусственно и воинственно по отношению к содержанию бытия. Не удивительно, что война оправдывается как становление способности стихийно управляющей пространством бытия, подменяя собой мотивацию жизни. Война как условие становления, вступающее в конфронтацию с идеей быть. «Посеявшие ветер, пожнут бурю». Проклятие как воинственная условность обречения собственной судьбы. Жизнь есть преодоление пропасти мотивированной непримиримости частного и целого содержания значения быть. Отрыв от этой точки качественной перспективы, утрата родителей, – это сбой в программе стирающий память полноты (рефлексии) ничтожностью исключения. Паралич продолжения и обреченность подавления мотивации жизни в порабощении сознания аксиологией ничтожности мира. Именно поэтому мистики настаивают на кармической связи поколений – способе преодоления органической полнотой неорганической ничтожности мира. Органическое пространство это такое качество организации бытия, где причиняя вред другому, ты, прежде всего, лишаешь себя привилегий содержания значения быть. Сворачиваешь собственную перспективу осуществления стратегии вечности. Обнаруживаешь себя обреченным в этой ситуации (не заставляй себя принять грех на душу). Нужно быть раковой клеткой и рассчитывать на бессмертие в миру, противопоставляя вечному будущему вечное настоящее, чтобы не понимать этого. Нет содержания жизни (принадлежности к ее перспективе), нет и качества организации значения быть. Сколько можно спекулировать на мере, смещая значение бытия в аксиологию инерционной действительности? Для всего временного это конечный срок несостоятельности собственной судьбы, исключенной из книги жизни. Качество рождается как совмещение диапазона транслятора и приемника (мера). В этом смысле исключение метафизики жизни создает иллюзию непогрешимости человека в своей приверженности к инерции материального мира. Вот только любовь к инерции мира это отторжение собственного содержания бытия. И чтобы исключить из онтологии жизни Бога, надо не много ни мало, как убить в человеке человека. Мера есть условия сосуществования аксиологии функционального будущего и инерционного настоящего. Смещение меры в сторону инерционной ценности бытия (атеизм) есть объявления сезона охоты на человека. В диапазоне мерного урегулирования встречаются проницательная активность вектора функции действия и инерция содержания – онтология рефлексии восприятия этого действия в действительности мира. Алфавит построения мира конечен именно потому, что диапазон актуальности разворачиваемого пространства в пространственно-временной континуум ограничен инерцией качества содержания мира, идеи бытия и возможности восприятия и приятия энергии времени в емкость диапазона его чувствительности. Структура глубины отношений относительности бытия разворачивается в экранированной обусловленности мира путем системной обусловленности качества. Поэтому складывается впечатление, что количество организует качество. Но это не так. Системной обеспеченности явления всегда предшествуют априорные условия организации содержания бытия. Способность рождается, как результат возможности обеспечения способности быть (рождение Вселенной из сингулярности, космология). Мотивированная обусловленность организации пространства бытия заставляет инерцию формальной обусловленности повторять силовой диапазон высокой стороны содержания. Форма всегда обезьянничает и подражает содержанию полноты, но никогда не соответствует полноте функциональной перспективы. Подтверждение тому – условие жизни, развития. Само пространство проницательной активности вектора действия заставляет сущее вести себя подобным образом, организуя репродуктивную качественную обусловленность содержания. Поэтому вопрос: «что первично, курица или яйцо?» - просто неуместен. Качество рождается уже как носитель этой пространственной диалектики. И вне пространства уже не представляет собой субъект содержания идеи бытия. В этом качественном понимании идеи бытия динамика бесконечности и вечности мира есть принцип падения функции силы (сворачивание значения быть), ведущая в абсолют ничто. Качество рождается как вектор и в функции полноты обретает полноту своей действительности. Спинозовское понимание модуса протяженности («как априорное пространственное восприятия качества бытия» Кант) связано с тем, что качество схватывает перспективу стрелы времени в функции действия (модус мышления). Качество содержания просто перетекает из настоящего в будущее. Это собственно и растягивает точку приложения вектора действия в «мир количества» (Рене Генон). Разворачивает функцию в горизонт событий и умножает универсальную стабилизирующую точку совпадения функции и инерции в клонированную обусловленность допустимого многообразия мира множества. Мир множества рождается как многократное усилие времени осуществляющего конверсию качеств функциональной и инерционной действительности в легализации принципиальной возможности мира. И уж потом, эволюция Космоса заполняет эти вакансии, структурной доступностью содержания, производя из Звезд существующие элементы возможности данной способности быть. Человек не есть звездная пыль, хотя бы потому, что свобода углерода – основного составляющего элемента органику мира заложена в возможности его появления, как стабилизирующего устойчивого соединения в таблице Менделеева (размер электрона, постоянные организации Космоса). Диапазон соприкосновения функции и инерции в матрице становления. Органическая перспектива возможности заложена в проницательной активности функционала (свобода полноты), а не детерминизм обусловленности инерционного присутствия. И потом уже молекула выстраивает генетическую структуру памяти проекта человека. Ее эволюционная свобода функциональной обремененности как мотивированное пространство есть обретенная, а не врожденная перспектива по мере расширения структурной полноты содержания.  Качество и есть дискретная функция полноты действия и не предполагает частичного внедрения в своего носителя (из количества – качество). Структура системно способная объять содержание качества обретает эту функциональную свободу полно достаточности. Поэтому в эволюции нет плавных переходов от вида к виду, а развитие дискретно по мере обретения глубины своего содержания в мере соответствия качественному функционалу полноты действия. Носитель обретает качество функциональной обусловленности с его свободой и органической обеспеченностью в условиях жизни в полном объеме. Он неотъемлемая часть качества организации пространства бытия. Приспособление вида к условиям обитания, скорее обеспечивает адаптацию к необходимости протекания динамики перспективы. Обеспечивает собственную роль в организации этого пространства. При этом некоторые виды сохранили свой органический функционал адаптации еще со времен динозавров, практически не подвергнувшись изменениям. Пространство организации бытия и видовая концепция содержания состоят в органичной зависимости и нельзя их рассматривать раздельно, как конфронтацию выживания. Идея подавления мотивации жизни в ее носителях путем естественного отбора не решает проблем необходимости продолжения движения жизни. Известно, что тотальная смерть травоядных неизбежно отразится на выживании хищников. Хищность не дает привилегий продолжения вида, тем более наследия содержания будущего. Пространство качества организации бытия и наследие содержания жизни неотделимы. Это единая цепь отношений относительности в мотивации жизни. Силовые конструкты мотива заложены уже в природе рефлекторного поведения, инстинкта и уже на генетическом и химическом уровне свобод возможности заставляет вид вести себя таким образом и никак иначе. Они вместе переживают периоды адаптации в развитии содержания бытия, сменяя одних носителей перспективы содержания другой перспективой обусловленности. Мир действительности состоит в полной зависимости от функции действия. Протяженность возникает как перспектива действительности в переходе от настоящего к будущему. А трех мерность пространства связана с неоднозначной перспективой стратегии мира: а) падение содержания бытия функции силы; б) разворачивания идеи бытия в значении полноты действия и в) принцип становления, как альтернатива мотивации жизни. Перспективы движения (трех мерность) для точки качественного содержания бытия и ее движения выступают причинами растягивания пространственно-временного континуума экранированной действительности в одеяла майя. Мы получаем релятивную поверхность череды следующих друг за другом событий, которую и принимаем за действительность. Но не в действии ли сконцентрировано более действительности, нежели в инерционном затухании функции? Когда Юм говорил об не абсолютной причинно-следственной связи причинения и этим разбудит спящего Канта, он выходил в область содержательной перспективы значения бытия, которая не исчерпывается условиями явления. Именно действие рождает действительность и лишь потом, действительность трансформирует свое действие в память содержания. Если нет возможности самой способности быть, то нет и возможности развития содержания идеи бытия. Жизненной перспективы, программы эволюции, роста. Возможность высокого потенциала начала всегда первична: «вы не свои и куплены дорогою ценою» (библия). Чем выше структурная емкость качества содержания значения бытия, тем шире диапазон восприятия зоны влияния. И мы видим, что структура человека, как самая сложная структура органического мира в восприятии проницающей активности функционала времени становится носителем самосознания жизни, которое не имеет материальных носителей и отражено в мозге виртуально как отражение в рефлексии присвоения личному качества «Я» вектора действия. Истинного основания полноты действительности. Сознание не есть продукт инерции действия, а качественное отражение функции полноты. Оно рождено не количеством мира, а Образом Бога – эталона функционального достатка. Собственно именно поэтому внутренняя потребность в свободе полноты бытия наталкивается на внешний детерминизм присутствия. Математическая строгость в дифференциации знания есть отчуждение от органичности полноты действия – действительности в себе и для себя, не нуждающейся в доказательстве собственного бытия, но порождающей из себя образы сущего (отражение собственной полноты действия). Именно для этих чуждых себе образов она остается априорной структурой начала организации значения бытия. Мир это не целое. Это его часть, погруженная в ничтожность функции силы.


Таким образом понимание значения «ничто» в этом контексте относительности отношений бытия (часть –Целое) в экранированной обусловленности проявления и затухания функции действия есть:

а) функция падения силы как уходящей возможности временности в осуществлении перспективы вечности (затухание содержания идеи бытия и смерть, торжествующая в вечности);

б) способ частной организации содержания идеи бытия (альтернатива целому) отчуждение мира, отделенного от тела целого в пространственно-временной континуум (частный способ организации идеи бытия как альтернативный способ содержания значения быть);

в) если полно достаточное значение бытия представляет собой функциональную полноту действия в значении действительности: Логос, который словом творит миры сущего и представляет собой полноту единства теории и практики (не отчужденность гносеологии от онтологии жизни), то частная, субъективная организация значения быть в дифференциации качества представляет собой выделение из возможности значения способности как инерционной действительности, претендующей на свое независимое поле деятельности в действии.

В юриспруденции если мотивированная заинтересованность ничтожна в отношении к развитию проявления следственного эксперимента и не отражает перспективу функциональной необходимости, то таким источником свидетельства обычно пренебрегают в связи с недееспособностью или утратой доверия. В научной парадигме напротив, инерционную обусловленность ставят в ранг достоверности знания, а мотивированное пространство жизненной перспективы выдают за сомнительную обусловленность стихийности, которая снимается в границах разумной действительности господствующего спекулятивного разума. Сбит принцип оценки понимания качественной перспективы в аксиологии развития идеи бытия. Если думаешь что оценил все ценности мира, посмотри, правильными ли гирями взвешивал их необходимость жизни? Ложный фундамент аксиологии ценности бытия (не целое, а сущее) неизбежно ведет к логике утопической перспективы. Потому что в пространстве затухания функции бесконечность продолжается, пока еще содержится идея бытия. Потом вступает в права ничтожность мира, торжествующая над идеей содержания.

Альтернативный способ организации значения быть в онтологии субъекта и организация пространства бытия в контексте падения силы, отсылающая к инерционным, а не функциональным ценностям действительности – все это хронические болезни утопий нашего мира, которые прекрасно наследовала идея просвещения. И в том и другом случае мир выступает как принцип исключения идеи бытия (альтернативы целому) и торжество ничто. Условия мира погружены в ничтожность исключения. Поэтому нигилизм отрицания и отречения от принципа жизни это проявления мирового континуума. Это реакционное действие (инерция) на функцию силы, внедряющуюся в условия мира. Вне понятия бытия подобное ничто просто не имеет смысла. И если речь заходит об «ничто», то это говорит лишь о том, что там все еще присутствует идея бытия, только в не проявленном на данном диапазоне, потенциальном условии перспективы. Наведение контактной обусловленности в границах содержания значения своей относительности (часть – Целое) формирует в экранизации мира явления сингулярность, как начала разворачивания пространственно-временного континуума содержания. Качество субъекта содержания рождается в собственном континууме как Вселенная, независимая от уровней других качеств (монад), отчужденных от централизующего начала полноты. Внешняя изоляция внутреннего содержания обеспечивается взаимозависимостью часть – Целое. Именно содержание этой зависимости, как мир и судьба обеспечивает внешнюю изоляцию мира. Попытка взламать иммунитет содержания и выйти во внешнюю границу Ничто исключает всякую ценность качества и ориентирована на отречение юрисдикции данного централизующего начала, обеспечивающего организацию данного пространства бытия. Идея абсолютного отчуждения есть выход за горизонт отношений данной относительности. Ничто это инерционное состояние чуждости полноте действия. Чуждость как пространственная изоляция мира организует фильтр приятия (рефлексия) и усвоения энергии времени. На рефлексии становления зиждется все инерционное представление качества. Качество всегда существует изначально как субъект содержания идеи бытия, а уж потом как инерция экранизации действительности в действии. Рефлексия содержания качества обусловливает и поле его действительности (механика и электродинамика в физике несовместимы по качественному уровню организации пространства бытия). Субъект это условие онтологии организации мира в мотивации жизни, а не просто гносеология созерцания и оценки ценностей происходящего! Гносеология желает видеть субъекта содержания только как познающего, но никак не осуществляющего собой мотивацию жизни. Понятие жизни не сводимо к гносеологии знания по состоянию субъекта. Именно поэтому, когда Беркли говорит, что мир существует воспринимаемым, он затрагивает пласты онтологии мира и, по сути, выражает онтологический статус организации качества мира. То есть мир отождествляет значение полноты лишь в меру своего качества: диапазона восприятия функции действия. И у Протагора: субъект мира есть мера всех вещей (алфавит его полноты отождествления действия). Существующие вещи отождествляются как существующие в системной доступности отождествления качества, а не существующие, как, отсутствующие в системе, но раскрывающиеся в перспективе жизни. Это непроявленная возможность полноты целого. Емкость качества содержания бытия определяет меру приближения условий мира к полноте абсолюта. Наш мир как субъект содержания идеи бытия мог бы быть другим, если бы был обременен иной емкостью качества полноты значения быть. В силу меры падения функции до условий горизонта явления мы видим мир таким, каким он есть. Субъект мира это структура функции в отношении относительности бытия, а не экранированный объект затухания явления. Высокий потенциал организующего начала. Поэтому наш альтернативный мир центру полноты не мог появиться никак иначе как часть целого, претендующая на качество содержания собственной полноты, оторванной от возможности Целого. Он продолжает жить потому, что все еще является этой частью. А это обуславливает полную взаимосвязь качества явления от качества отношений относительности бытия (инерции мира от функции вектора действия). Мир настоящего (миг между прошлым и будущим) – это тонкая граница перехода функционала глагола действия в инерционную непосредственность. Он рябь на воде (теория струн), которая вне структуры отношений относительности не имеет собственного фундамента бытия. Абсолют полноты и абсолют ее исключения выступают центрами пространственной организации качества мира: как самоцель или как средство. Таким образом, мир не имеет собственного качества автономной независимости  от уз целого. Отражение отворачивающееся от источника испытывает на себе последствие ничтожности своей временности. Он существует лишь как часть и перспектива возвращения содержания в Дом Бытия. Как автономия имманентной действительности в горизонте событий (абсолют полноты в организации собственного пространства бытия) он сворачивает свое пространство бытия и превращается в ничто. У него нет стабильности собственного содержания, он есть переменная качества, приходящего и уходящего с экранированной сцены жизни. Как близко в этом ключе представления об затухающей функции «общества спектакля» (Ги. Дебор). Сворачивание структуры относительности (силовой конструкт организации пространства) сворачивает и актуальность явления. Качества времен приходят как облачения, но не способны исключить собой содержание мотивации жизни. Силовая вертикаль относительности отношений обуславливает качество организации порядка в пространстве бытия способности быть.

Весь концепт метафизики жизни в самосознании организации бытия мог бы быть сведен к единственному утверждению, что любая органическая действительность в отличие всей неорганики мира не конечна и имеет свое продолжение в мотивации жизни. Желание свести все живое к неживому и задать ему фиксируемую роль в знании провоцирует восстание эроса, как естественное влечение половин в целое для продолжения рода. Почему эротическая глубина не сводима к присутствию телом? Потому что оно символично реализует собой мотивированную перспективу репродуктивности жизненной силы. И не смотря на то, что само слияние есть грех повторения полноты в пределах времени, то сама сила воплощения говорит нам о том, что это не больший грех, нежели ничтожность самого мира. Термодинамическая энтропия падения функционала, исключающая всякую потенцию действия, как атрофию чувствительности к проникновению функции начала – вот абсолютная ничтожность грехопадения содержания мира. Пока существует мир и сознание погружено в инерционную ничтожность функции силы в альтернативу полноты, грех – условие продолжения и содержания идеи жизни. Это напоминает нам о временности и конечности своей роли, которую может продлить мотивация бытия. Все живое оно не конечно и не схватывается статикой эмпирики знания и имеет свое метафизическое продолжение в идее бытия. Когда мы желаем свести онтологию жизни к гносеологии знания, мы ставим знак равенства между живой и неживой природой. Конечность, это принадлежность пространству энтропии, исключения жизненной силы продолжения. Принципиальная предсказуемость ситуации даже в границах вероятности. Но жизнь, как органичность пространства бытия никогда не предсказуема, ибо зиждется в структуре не проявленной действительности (невозможность верификации и фальсификации). Нет ни одной дисциплины, которая могла бы поведать нам эволюцию будущего! Поэтому знание о жизни вне метафизики бытия это всегда профанированное знание, лишенное сакральной глубины продолжения и полно достаточного видения перспективы Целого. В этом и состоят естественные границы дисциплинарной адаптации академического знания. Имманентная полнота осведомленности не решает проблем перспектив не проявленного в контексте значения Целого. Качество воспринимается функцией, а не количеством накопления знания. Фрагментирование понимания конечности выделения из тела возможности в инерцию затухания функции, как собственно и в достоверности знания, в том числе есть ни что иное как инерция мотивированной зависимости сознания от логики мира, статика отчуждения от идеи жизни. Попытка вырвать значение сущего из контекста бытия. Именно поэтому даже камни вопиют в эволюционной чувствительности против подобной интерпретации достоверного знания. Это достоинство умереть, а не жить значением вечности.



Творение, есть мероприятие обоснования субъективного содержания значения быть в триединстве пространственной перспективы и мотивации жизненного усилия (сохранение сущим отношений относительности с идеей бытия).

  • В состоянии (становлении действительности),
  • отношении (относительности в принадлежности к целому) и
  • качестве жизни (альтернативы содержания значения бытия).

Особенность проявления качества, как индивидуальность функциональной активности бытия претендует на свое пространство и время, свою систему содержательной обусловленности, аксиологию актуализации потенциала действия в действительности,- нормативного взвешивания в переоценке ценности функционального усилия жизни и, как следствие, системное построение зоны актуальности (сцены) качественного заявления о своей наличности бытия в пределах сущего. Сама онтология содержания мира такова, что предъявляет свои требования к значению качества. Если для Тела Целого, все-возможности высокого потенциала, «пространство» формирует функция полноты глагола действия, то субъективное содержание значения бытия содержится в  пустоте – ничтожности экранированного присутствия потенции в акте (Аристотель, Ньютон).  В отношении высокой стороны относительности это функциональный всплеск, а в отношении к ничтожной стороне зависимости от инерции мира - это падение функции силы. И когда мы говорим о границе и приграничных рубежах потенциальной концентрации актуальности мира, мы предполагаем присутствие этой перспективы в разном контексте отношений относительности, и формирования качества пространства бытия в организации собственной перспективы. Ничто для мира это диагноз состояния содержания. Дифференцированная поверхность частного в мотивированном падении функции силы. Альтернатива содержания значения быть возникает как ответ на состояние внутреннего раскола и организации значения бытия на низком уровне субъективной обусловленности. Если качество функции обозначает себя как сила вектора действия: «Сказал, и было», то качество состояния претендует на собственное время и пространство присутствия и имеет границы собственного детерминизма, закрепленные электромагнитными функциями физического мира. Содержание отношений (часть-Целое) усилиями идеи целого предполагает временную, затухающую в порядке прохождения длительность падения функции мира: «время временит из будущего через настоящее в прошлое» (М. Хайдеггер). Что собственно и формирует разность потенциалов усилия жизни – перспективу роста от низкого к высокому. Стрела времени это результат проницательной активности вектора силы в мир отчужденного содержания значения бытия. Мир альтернативного содержания идеи бытия возникает из сингулярности в собственном пространственно-временном континууме. И как качество относительной независимости оно рождено из ничего в точке начала движения, когда структура силовой вертикали переходит в системную организацию горизонта событий. Силовая вертикаль разворачивается в горизонте событий субъективного пространства организации бытия, что создает крест пересечения интересов частного и целого содержания в едином контексте отношений относительности бытия. Субъект содержания несет свой крест ничтожности, осуществляя миграцию качества содержания усилием жизни. «Нести свой крест» - есть принцип преодоления пропасти отчужденности, субъективного содержания значения быть, дистанцированного от объективного идеализма функциональной полноты Целого. Где действительность представляет собой функция полноты действия, а не инерция затухания функционала в субъективном выделении качества способности из все-возможности полноты. Действительность частного и целого по содержанию значения бытия несоразмерны. И когда говорят: «вечность не может быть качественной, ибо она представляет собой вечное настоящее в его не прекращающейся длительности» - это фрагментарное понимание идеи целого (имманентное – горизонт событий) не учитывающее значение структуры – силовой вертикали организации пространства бытия и взвешивающего идею полноты инерцией множества (количество как причина обеспечения качества). Имманентное это тоже часть Целого, и, не смотря на то, что претендует на альтернативу субъективного содержания качества, неотъемлемо от понятия целого и не может рассматриваться автономно и независимо как бытие содержания. Длительность присуща только времени.  Вечность не разделена на настоящее, будущее и прошлое, ибо она само достаточна и не нуждается в переменной необходимости жизни. Для вечности нет понятия длительности. Длительность это временной концепт рефлексии (усвоение функции действия содержанием качества). Качество для мира присуще лишь как миграция мотивации жизненного усилия, но, ни как остановка движения к вечности для функциональной полноты присутствующей во времени. Идеализация времени отождествляется с преткновением в росте. Все абсолюты управления пространством бытия провозглашенные во времени, не способны развиваться. Они есть условия понятийной достаточности исключающей идею жизни (коммунизм), поэтому с течением времени лишь деградируют, утрачивая свою актуальность. Падению функции силы недоступно понятие вечности, ибо ее ценность не осуществляется ни в каком прикладном варианте (все качества формальной обязательности приходят в мир и уходят из мира, так и не обретя его ценностей). Аксиология инерционных ценностей, считающаяся абсолютной для идеи власти обладания (власть капитала и власть диктатуры пролетариата), дает сбой, ибо сознание в одночасье утрачивает все эти ценности, переходя в мир иной. Мы посвящаем жизнь и судьбу аксиологии мира и обнаруживаем ее ничтожной в конце своего пути (относительной, а не абсолютной смысловой ценностью бытия). Воля к власти у Ницше, как вечное возвращение в мир настоящего тоже оторвано от содержания бытия, ибо возвращаться можно только туда, где все еще обеспечена возможность этого возвращения. Война же против содержания бытия может быть настолько тотальной, что носителей содержания этого бытия просто не будет. А, следовательно, и возвращаться некуда. Логистика фрагментарного понимания жизни всегда оборвана, ибо видит лишь часть доступной ей правды, но не в состоянии оценить стратегию истины жизни. Для этого мировоззрение должно быть полным, а не раздробленным на множество алчущих «Я» - требующих от мотивации жизни свое. Логика становления, логика аксиологии явления в экранизации мира, логика имманентной всеобщности, подменяющая собой значение целого – все они верны в себе и для себя, но не имеют перспективы жизни! Это замкнутые пространства ничтожности содержания и пытающиеся нас убедить, что логично было бы умереть, нежели продолжать жизнь. Так возникают символы служения посвящения собственного содержания жизни – идолы. Логика мира это всегда пространство падения силы и альтернатива качественного исключения аксиологии целого. Если не внедрять условия частной организации содержания значения бытия, то сама логистика пространственной автономии просто неосуществима. Отражение должно исключить источник, что бы примерить на себя одеяния абсолюта в организации пространством бытия. Интересно, о какой достоверности истины или полноте картины мировоззрения в таком контексте методологии знания вообще моет идти речь? И важно, то, что если над сознанием довлеет аксиология вечного настоящего в это пространство относительности отношений никогда не придет вечное будущее. Перспектива полноты функционального действия. Ничтожность падения силы, как и раскол отчуждения не имеют ничего общего с функциональной полнотой достатка Целого. У них различные планы аксиологии перспективы: сворачивания в ничто и разворачивания в мотивации жизни пространства бытия (ничтожности содержания и функциональной полноты целого). Желание видеть идею вечности в контексте рефлекторной длительности падения функции мира это не человеческий мотив, а страсть внедрения ничтожности мира в царство Функции Полноты, сведение к несостоятельности и недееспособности истоков управления пространством бытия (грехопадение люцифера). Желание убить качественное понятие вечности Целого не только для времени, но и для самой вечности («Бунтующий человек» Камю). Спасение как предлог внедрения раскола в функцию полноты Царства Вечности – эталона базового содержания силы. Власть инерции над высоким потенциалом действия это ничтожность мира. Война, заключенная в субъективном содержании мира имеет страсть вырваться и перейти на небеса. Сатана желает взять реванш за свое поражение. Но грех ничтожности ветхого не войдет в Царство Божие. Как бы человек не желал обладать Царством Вечности по праву наследия, откроет он для себя Вечность только через креационизм перерождения собственной сущности. Преодолеть в себе пространство отчужденности означает стать неотъемлемой органичностью целого. И пространство, и время, как говорил Кант: «априорные формы восприятия вещи в себе», а Спиноза принимал их за субстанциональную модальность функции  (мышления) и протяженности, которые сходятся в точке встречи горизонта событий (субстанция), их встреча в вершине конуса позволяет открыть истинную сущность вещей; все это экранированная поверхность идеи действия в границах силового диапазона зоны влияния отражающая условия субъективного содержания идеи бытия. Пространство и время возникают как условия субъективной дифференциации – помещения потенциала функции в условия ничтожности падения силы. Сохранность относительности отношений с идеей целого формирует как перспективу мотивации жизни, так и все инерционные перспективы этого действия. Пространство возникает как следствие условий движения. И пока это пространство сохраняет в себе содержание, оно актуально. Сворачивание пространства бытия есть падение актуальности для качества данной перспективы. Все философские конструкты просто кричат об организующем силовом значении пространства бытия. Даже у Фихте субъект организации пространства выступает в роли власти морализированного сущего над бытием, завершая идею Канта в усечении метафизики жизни до границ чистого разума. Разум не терпит соседства мотивации жизни или же интеллектуальной интуиции (Рене Генон). Он действует революционно, когда «власть валяется на мостовой нужно прийти ее и взять». В этом весь смысл идеи просвещения начиная от прикладной обусловленности научного знания и заканчивая историческим осуществлением проектов будущего: реализм торжества человека над природой. У них единое качество пространства организации бытия, предполагающее перспективу альтернативной утопии. Прав был Ницше, когда говорил, что генеалогия морали страдает хроническим склерозом по отношению к гармонии дикого начала и потому ничего не видит из целей и ценностей кроме застилающей образ восприятия фигуры гуманизма: человек ради человека. Там нет жизни, там есть деградация человечности в идеализации человека: «мы нашли истину, говорят последние люди и моргают».  Ожидание апокалипсиса связано именно с этим искажением качества пространства бытия. Истины времени потеряли свое сакрально-содержательное отношения к истинам вечности.


Материалистический концепт, сводимый к тому, что мир никем не сотворен и вечен, - исключает из категорий пространства своей относительности понятие жизни и ориентируется на состояние присутствия, как собственно и затухание, ничтожность разложение функции его качества становления во времени. На дифференцируемую бесконечность сюрреальных проекций количества инерционной обусловленности усилия, продлевающего время присутствия к значению предполагаемой «вечности». Вечность, как момент становления функции в бесконечном затухании ее действия. Но бесконечность затухания должна быть обеспечена вечностью истока, чтобы продолжать свою длительность.  Мы говорим о мире как о потребителе (лампочке), но при этом ничего не говорим об источнике. Мотивация жизни как перспектива роста подменена понятием горизонта событий и желанием инерции заполнить этот горизонт в обретении тождества всеобщности, якобы тождественной  функциональной полноте и целостности жизни. Горизонт восприятия опять становится основным критерием утверждения того, что Земля плоская. И нужно изменить масштаб восприятия, для того, чтобы понять, что это не так. Система множества никогда не тождественна структуре целого. Состояние переменной жизни во времени, -  есть патологическая недостаточность идеи сущего (существует в движении потому как исключено из полноты достатка). Состоятельность функциональной полноты вечности есть условие исключающее идею переменной эталоном собственного достоинства. Парменид, создатель Элейской школы, потому и говорит, что «движения нет», потому как «к целому нельзя ничего добавить и ничего отнять». Жизнь это внутреннее качественное изменение субъективного (недостаточного) содержания бытия, не касающееся эталона целого, - организующего собой пространство и присваивающего функциональное значение инерции бытия. Когда меня спрашивают: «почему вы разделяете мир на противоположности, когда уже существуют прецеденты единства материального и функционального, в том же пантеизме?» - могу сказать одно: Мы не ведем речь о сущем в условиях становления, мы ведем речь о бытии и пространстве организованном мотивацией жизни!  Вы знаете пространство, отвлеченное от мотивации жизни в условиях мира? Я тоже не знаю мира, не имеющего инерции в аксиологии собственной ценности. Мы можем объяснить, почему это происходит, но не вправе обосновывать свою отвлеченность от судьбы мира (восточная интерпретация избавления от колеса сансары). По отношению к Целому действительно движения нет, но оно существенно по отношению к частной организации, открывающей для себя объективный идеализм полноты Целого (движение от низкого потенциала мотивации жизни к высокому). Инерция мира, как и его протяженность, есть ответ ничтожности падения действия – инерционный след  оставляемый в пространстве затухания по мере сближения содержания мира с емкостью полноты бытия Целого. Пока существует условие этого сближения в действии (жизнь это тоже движение по содержанию, а не по форме) пространство настоящего расколото бинарной обусловленностью на перспективу вечного и ничтожность бытия. Это условие содержания значения бытия в границах обусловленности мира. Мир можно еще рассматривать как утробу, из которой должно родиться качество полноты. Желание остаться в зародышном состоянии есть сведение идеи вечности к аксиологии формы – патологической неспособности рождения из себя вечности. Мы говорим о ничто лишь как о следствии миграции качества содержания жизни, рождающей из себя шлейф инерции и протяженности мира.  Действительно, бинарность мира преодолевается выходом сознания за пределы мира, но для этого ему нужно избавиться от субъективной реальности содержания идеи бытия. Разделить судьбу мира как свою собственную. Все спекулятивные практики лишь иллюзии этого достижения. И если материализм говорит, что бытие осуществляется только в движении и содержании условиями мира – он лжет самому себе (материалистический солипсизм), ибо прежде чем был мир, существовала идея достатка, функции, полноты в организации пространства бытия (рождение Вселенной из сингулярности). Таким образом, если трансцендентное включает в себя имманентное, как точку приложения действия в действительности и качество миграции бытия, то имманентное обретает свою самостоятельность только путем исключения аксиологии трансцендентного мира (урезание метафизики жизни до эмпирической ограниченности знания). Мы сознательно усекаем картину бытия до границ спекулятивного разума, чтобы обрести свободу и независимость от мотивации жизни. Иметь «официальную», легализованную условиями договоренности в границах знания «возможность» управлять собственным пространством бытия.  Это управление управляется с самим собой, выхлопотав для себя историческое место на кладбище цивилизаций. И именно в этом усечении видится построение полной картины мировоззрения (идея принципиальной познаваемости мира). Но это понимание связано не с сакрализацией внедрения самосознания жизни в мистерии бытия, а профанированием  поверхностности представления происходящего. Достаточно ограничить требование полноты восприятия, чтобы знание объявить достаточным и абсолютным. Неспособность онтологически обосновать идею Бога легализует научную ограниченность.  Ситуация выглядит в ключе: «все что недоступно в интерпретации использования и имеет относительность аксиологии жизни – несущественно и его существование недоказуемо как необходимость, с которой следовало бы считаться в организации пространства бытия». Механизация пространства как ответ на недостаточность и недоступность органического знания. Мы легким движением руки вычеркиваем жизнь и ее судьбу из пространства ноосферы. Научность – это недостаточность, в понимании полноты бытия целого, которую принимают за достоверную категорию истины знания. Эта истина знания настоящего есть ложь жизни будущего. Но, по сути, эта идеализация будет уже не наука, а религия, противопоставляющая метафизическому Богу функциональной полноты идол научной авторитарности.  Знанием станет эмпирическая юрисдикция принадлежности человека к инерции мира. Абсолют научного знания в претензии на количественную, накопительную познаваемость и исключающую необходимость перерождение сознания в качестве жизни - это примерно то же, что и идеология научного коммунизма («учение всесильно, потому что оно верно» Ленин), о которой еще совсем недавно говорили как об осуществляющейся утопии. Воюющего с природой человека, могущественного повернуть «реки вспять». Всесильность пытается компенсировать в настырности «недостающие фрагменты» эволюционной необходимости в теоретической базе знания. Но, увы, утверждение: «Бога нет!» - исключает не только метафизику жизни, но и содержание мира. Его функционал действия в действительности. Сознание, порабощенное аксиологией ценности мира, обнаружит себя импотентным к жизни. Это атрофия структуры, рефлекторная поверхность восприятия происходящего. Неспособность к вчувствованию и состраданию присутствия другого.  Весь мир есть рыночная конкуренция естественного отбора. Мотивацию жизни подменяет идея становления, а ее идеалогемой выступает идея вечного прогресса, падения содержания и проявления функции силы в бесконечности. Мы открыли путь голой формы, исключающей всякое содержание, как основание присутствия в значении бытия. Поэтому, когда Ницше говорит: «Мы убили Бога» - это траур по человеку, в полноте его бытия, когда мотивацию исполнения человека представляла сама жизнь, а не лаборатория ее использования. Проблема лишь в том, что временное, как и имманентное, не подменяет собой вечного и трансцендентного, как собственно и отражение не может стать источником в силу своей временности. Силовые конструкты перспективы в организации пространства бытия выступают эталоном функции и централизующим основанием организующего начала в относительности этого движения.  Движение возможно только в том случае, если есть центр его удаленности или приближения, на этом настаивает качественная аксиома содержания. В противном случае о движении можно было бы говорить лишь как о стоянии на месте в вечном непрерывном становлении, на чем собственно и настаивает греческая философия (Зенон) исключения из движения идеи жизни. Вечное настоящее примерно так и представляет себе жизнь, только не говорит, что движется и почему стоит. Эмпирической достоверности полагается вполне достаточно в выявлении этой диалектики. Время потому качественно отличается от идеи вечности, что имеет различную емкость содержания бытия. Если мы вечность попробуем свести к количеству временной длительности, то не сможем обосновать космологический момент сингулярности, когда время еще не было запущено, а все физические законы в нынешнем понимании инерционной экранизации мира просто не работали! Вечность не сводима к количеству, каким бы оно не было бесконечным. Это качественная величина содержания. И содержания более чем Целое просто не существует, «ибо к нему нельзя ничего добавить и ничего отнять» в данной системе относительности. Равновесие состояния не способно своей емкостью имманентного вобрать функцию эталонного усилия жизни. Их не тождественность трансцендентному, обличается в фильтре матрицы состояния (становления функционального усилия), где полнота функционального усилия разлаживается на спектр многообразия становления объективной реальности в отчуждении способности от возможности жизни, утрачивая усилие полноты.  Радуга, как разложение световой полноты на спектры цветовой обусловленности – символ организации инерционной ничтожности в границах сущего. Наш мир есть радуга, потерявший для себя функцию полноты и этим создавший для себя новое качество содержания – цвет.

Мир принципиально фрагментарен, множественен, качественно разобщен в пределах дискретной природы сущего, претендующего на свое время и пространство, в то время как жизнь ориентирована на интеграцию перспективы функции начала в расширении емкости качества полноты усилия, двигаясь от частного к границам целого в содержании идеи бытия.  Предел инерционной чувствительности мира рождает дискретный диапазон временности. Время в цикличности его повторения рождает множество, клонируемое через матрицу становления качества. Идея качественного рождения мира в содержании идеи бытия вбирает в себя понятие жизни. В то время как порядок разложения качественного трупа угасающей временности представляет собой количественную, разлагающую функцию на множественную длительность метаморфоз присутствия. Некую бесконечность растворения функционала в повторяющейся периодичности времени. Исчезает не вещество (чем собственно кичится материалистический концепт сохранения меры), исчезает качество структурного содержания значения бытия. Сокращение структуры уменьшает диапазон рефлекторной чувствительности к функции действия (именно поэтому возможна смерть Вселенной). Вселенная расширяется заполняя собой горизонт событий, но утрачивает содержательную стабильность, живет поверхностью кожи, отождествляющую рефлексию времени присутствия (Ж. Деррида,  Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ф. Гваттари). Получается, формальное заполнение пространства приближает нас к ничтожности содержательной смерти! Это прослеживается и в смерти увеличивающегося в размере Солнца, расширении Вселенной в контексте энтропии, в истории: «Наполеонида», «Третий Рейх». Формальность заполняет собой пространство и исчезает как качество содержания. Формальная назойливость кричащей о себе действительности есть причина пространственной опустошенности содержания! Керигма потому себя так и ведет, что спешит оставить след в горизонте событий перед абсолютной кончиной. Структура всегда остается верной мотивации жизни и не нуждается в преждевременном оповещении своего присутствия. Имманентное всегда подчиняется бесконечности затухания функции силы и потому власть над мотивацией жизни это всегда власть ничтожности над функцией силы.  В волюнтаризме воля противопоставляется как альтернатива жизненной перспективы (хотя даже у Ницше она всего лишь форма освобождения от социальной человечности), именно поэтому «воля к власти» в истории ХХ столетия обличает лишь свою ничтожность в борьбе с идеей бытия и содержанием ее носителей. Когда воля к жизни это вера в торжества Царства Божия над ничтожностью мира. Имманентное не может организовать собой пространство бытия именно потому, что оно уже организовано до его созревания. Дублирование этой необходимости в мнимой зрелости самосознания жизни выявляет лишь бесполезность и ничтожность самого усилия: скорость света есть абсолютный предел для состояния именно потому, что абсолют, организующий пространство бытия сущего не принадлежит границам состоятельности и содержит собой внешнюю необходимость для времени становления, по-своему понимающего идею блага. Нельзя сказать, что материалистический концепт восприятия жизни более содержателен в имманентной завершенности картины, ибо вооружен доказательной базой эмпирического натурализма научного видения в свете господствующей парадигмы. Напротив, он хронически страдает профанацией рекламации игры в жизнь, манифестирующей достижения собственной значимости, пользы в имманентном контексте «прогресса», соглашающегося с тем, что все усилия тщетны, а сознание – раба своего времени. Это успокоение умирающей во времени символичности («как цвет, расцвел и опал, и нет его» Библия). Пессимистический проект осуществления мотивации жизни.  Ницше на это отвечал: нет смысла служить Богу временного основания, ведь соприкасаясь с антропологией социального блага, уже не отличается от самого человека, ибо он – идол своего времени. Сверхчеловек – стратегия доведения этого идола до абсолюта. Желание отобрать власть Бога и даровать ее человеку. Доказательства бытия Бога потому и не существует, что сам метод есть очеловечивание онтологии Бога, сведение метафизики жизни к предметной конечности содержания сущего. Мы подыгрываем иллюзии присутствия Бога в человеке, но не достигаем функциональной необходимости обеспечения этого обмана (сказал, и было). Онтологически осуществление идеи Бога в человеке осуществляется усилием времени и мотивацией жизни перерождения идеи бытия. Для этого сознание должно разделить судьбу мира, как необходимость Царства Божия. Но спекулятивный разум не желает заслужено открывать для себя мистерии бытия, он вожделеет осуществлять абсолют в пределах мира и контексте спекулятивного счастья (Гегель). Это собственно и отличает человечность образа человека от человечности образа Бога!  Сверхчеловечность завоевывающую власть абсолюта («бунтующий человек» Камю) от мотивированного пространства жизни, изживающей ничтожность мира. Эта человеческая человечность не желает вхождения в мистерии бытия, но хочет мир идей перетянуть в мир вещей, расширив горизонт событий до бесконечности. С этим расширением и связана девальвация субъективной реальности. Ничтожность мотивации мира берет верх над функцией силовой полноты содержания. Но грех не войдет в Царство Божие. Поэтому современность находит для себя лишь скорбь и испытание собственного права представлять собой значение быть. Форма власти объявляет охоту на содержание бытия, тем самым сворачивая пространство бытия и сводя все события к экзистенции кожи. Разумная действительность как и черная дыра искажает пространство и время, смещая меру равновесия в контекст ничтожности. Идолопоклоснтсво есть подмена не осуществленной мотивации бытия будущего прагматизмом разумной действительности настоящего. Сам прагматизм не имеет ничего дурного, пока не вступает в противоречие с мотивацией жизни и не объявляет себя абсолютом организующего начала, подменяя естественность искусством организации пространства бытия. Переступая определенную грань, он пробуждает стихии, смещая меру равновесия в пределы ничтожности (такое время тревожное было). И во всем этом идолопоклонстве, живым остается лишь человек, призвание которого служить сверхчеловечности – жизненной субстанции начала. Ницше пытается имманентную природу всеобщности сконцентрировать в личности (черная дыра в космосе). Но даже его тревога, кричащего средь бела дня философа о наступления ночи не решает этой проблемы средствами имманентной обусловленности онтологии жизни. Идея дикого начала скрывает за своей ширмой сингулярность метафизической полноты действия, требующая перерождение содержания идеи бытия от частного к Целому.

И лишь сакральное открывает нам дорогу к жизни в приобретении нового содержания вне времени и вне пространства, искренности полноты усилия жизни. Выход за приделы рабства в имманентной множественности общего к состоятельности полноты Целого, преследуя функциональную, а не формальную полноту, сакрализации жизненного начала, преодолевая грань относительной отчужденности в приделах качественной относительности отношений Отчего единства с содержанием мира.


Относительность функционального усилия жизни есть модус физиологии функционального придела развития емкости содержания  - жизненного усилия в матричной возможности качества становления способности быть. Формула Эйнштейна (энергия функционала приравнена к инерционной протяженности содержания) говорит нам, что бытие есть емкость усилия энергетического действия. Скорость света – придел этой емкости в матрице состояния (субъективном содержании идеи быть). Поэтому матрица состояния есть модификация переходного периода развития для полно достаточной функции действия. Содержание бытия откроет для себя перспективу, освободившись от инерции становления в пространстве ничтожности мира.


Стремление обладать вечностью не подтверждается временной перспективой отчужденности и преследует собой не функцию жизненного усилия, а разложение качественной самостоятельности, утратившей в себе метафизическое значение относительности бытия. Мотивация жизни и мотивация ничто не совпадают в аксиологии будущего.  Первая ведет к разворачиванию пространства бытия в значении полноты Целого, а вторая к сворачиванию пространства содержания идеи быть и выход за границы организующего начала в пространстве отношений данной относительности. Сам выход есть требование изживание в себе идеи бытия. Хоть формально это и выглядит как возвращение в чистую возможность, содержательно оно не является таковым. Если форма нам лжет уже в становлении, чего же мы ожидаем уже в устремлении за формальной перспективой?  К примеру, содержательное единство сознания в органичности жизни, осуществляемое формально диктатурой пролетариата контекстом культа власти привело к тотальному гонению идеи содержания жизни. Борьба за форму исключила содержательный контекст бытия, объявив право быть вне закона.  А институты власти – единственным центром организующим пространство значения быть. Но история расставила свои акценты, обличая необходимость избавления от культа личности и растворения казарменного коммунизма в свободе либерального детерминизма.


Как только мы утрачиваем креационизм перерождения способности и ввергаем свое сознание в понятный нам язык манифестации жизненной символики становления, мы неизбежно констатируем факт, того, что нас покидает творческая сила жизни, а ее стихийность и неуправляемость сметает лучшие побуждения  в тщете усилия. И ярость благородная – единственное условие во всех этих искусственных схемах использования, сохранить свою чистоту жизни, искренности бытия. Когда оно не опустошается служебностью, а приобретает значение качественной символики относительности в исполнении судьбы мыслящей вещи, открывшей для себя закон жизни в своем предназначении. Вещь обнаруживает в себе еще и душу и дух продолжения своего времени в метафизике жизни, а не в историческом заклании цивилизаций.


Человек не только вещь содержащая аксиологию ценности явления, но еще и субъект бытия, исключающий в своем стремлении сознательного единства с качеством жизни количество, как функцию падения полноты, и в этом проявляющего свою человечность отличия от животной природы. Потребительского счастья, полагающего, что спекулятивно можно обладать всеми ценностями жизни. Идею человечности нельзя подводить к рыночной оценке материальной множественности, он еще и субъект, носитель воли и мотивации жизни. Когда воля и мотивация жизни совпадают, он открывает для себя еще и веру в метафизику бытия. Веру разверзающую мистерии бытия в предназначении мира.  Материализм же отрывает сознание от принципа жизни. Сводит сознание к инерции мира и аксиологии его явления. По определению функциональной вовлеченности сознания в мотивацию жизни это искусственность жизненной незрелости: человек рождается как восприятие потребностей и инстинктов, потом открывает для себя тело и динамику его владения, душевные терзания, стихийные капризы и наконец, дух предназначения всякого времени идее вечности. Так вот материализм как аксиология ценности бытия это спекулятивная свобода освобождения от бремени жизни в выполнении своего предназначения. Бытует понимания бесконечности смещения меры в аксиологию инерции. Но всякое избавление от мотивации жизни есть сворачивание идеи бытия.  Это формирует жесточайшую конкуренцию испытания права жизни, под которой и подразумевается свобода. Сейчас утверждают, что стрессовая ситуация есть условие развития, когда человек привыкает к постоянному стрессу и чувствует себя в нем комфортно, а гармония есть застой. Зигмунд Фрейд, который считал, что сознание, гонимое стрессовой ситуацией  стремится сохранить ошметки личного понимания блага (либидо), скрывается в подсознательном, симулируя психологический срыв сумасшествия. То в наше время, по-видимому, более уже некуда сходить с ума. Весь мир находится в состоянии шизофрении и порой не в состоянии отличить параноидальный бред от нормы поведения. Если для психологов ХХ века было очевидным, что искусственное моделирование стрессовой ситуации приводит органических носителей к летальному исходу при полной удовлетворенности норм потребления для продолжения жизни, то наши новаторы ставят эту психологическую аксиому под сомнение. Итак, жесточайшая конкуренция воспринимается как идея освобождения, но чем она отличается от естественного отбора? Человек весь ХХ век пел памфлеты своему величию выхода из пищевой цепочки выживания и вернулся опять к свободе естественного отбора? Проблема в том, что в этом отборе нет человека. Есть только права одних и обязанности других – разделения целокупности, внутренний раскол на тварь дрожащую и право имеющих (стратификация общества).  Когда естественным подразумивается разделение органичности полноты и борьба за вертикаль власти в управлении  пространством бытия. Но такая власть не абсолютна и создана необходимостью просвещения в борьбе с содержанием жизни. Подобная свобода есть внутренняя несвобода самосознания жизни, зависящая от порочных перспектив счастья. Но это счастье всегда спекулятивное, незаслуженное и независимое от права быть. Порок внешнего блага это всегда подавление внутренней свободы жизни и ее возможности.  Аристотель был неправ, когда говорил, что возможность не проявленная в действительности есть нулевая возможность (не осуществленная). Напротив, действительность, утратившая свое отношение к возможности – это нулевая действительность, не имеющая плода жизни. Порождающая из себя нигилизм отрицания и отречения от права быть. Способ этого отрицания как война или суицид – не суть важное историческое событие. Важны предпосылки, которые обеспечивают эту необходимость в горизонте событий. Между потенцией и актом становления должна устойчиво сохранятся мера соответствия. Смещение же меры к умножению материальных ценностей и зависимость сознания от их присутствия обеспечивают девальвацию субъективной реальности бытия хоть в личном представлении местечкового блага, хоть в экономическом кризисе, зависящим от условий веры обличения очевидного несоответствия: рекламируемой свободы возможности и принятых на себя обязательств ответственности перед жизнью. Смещение сознания в аксиологию инерционной действительности лишает его и его искусственные конструкции функционала действия. Именно об этом и кричит кризис веры. Отношение возможности и способности урегулирует мера стабилизирующего значения в контексте динамики изменяющейся жизни. Мы желали видеть меру статичной, как соответствие количества и качества (Гегель), но она динамична как потенция функционала напряженности жизни и ее инерционная обусловленность в способности мира. Сознание и есть носитель этих половинок в себе.


Итак, проблема ничтожности мира в абсолютном ничто инерционно противостоит как антагонизм процесса движения по отношению к самосознанию жизни. И пока существует высокий потенциал сознательной актуальности,  существует и идея ничто.  Ничтожность пространственной изоляции мира от функциональной полноты целого, которая сохраняет дистанцию расстояния между возможностью Целого и способностью мира субъективного содержания (черная дыра стремится разорвать пространственно-временной континуум, искривляя пространство и влияя на время явления в мотивированном преодолении этой дистанции). Ложно понимают пространственную ничтожность мира и возможность полноты целого одним и тем же. У них различные центры мотивированной принадлежности отношений относительности бытия. Это различные понятия пространственной относительности отношений и аксиологии развития. Ничтожность содержания мира, как динамика нисходящей обусловленности инерционно противопоставлена динамике восходящей перспективы разворачивания пространства бытия в ее полноте. Ничтожность выхода за границы центра организации бытия и относительности отношений, противопоставленная мотивации жизни, как абсолютное ничто и исключения всякого содержания идеи быть. Понятие ничто отождествляет падение функции силы и освобождения содержания полноты от этой обусловленности. Творение же субъекта содержания значения бытия имеет прямое отношение к расколу царства полноты и заточение дифференциации качества и ничтожность мира в тюрьму формы. Выход из тюрьмы формы связан с полнотой мысли – глаголом действия, как это понимал Сократ, полагая мир идей полноценным в значении действительности, а мир вещей – его отражением. Выход в мир полноты это онтологический шаг преодоления субъективного содержания значения бытия в объективный идеализм полноты Глагола Действия – Дом Бытия. Это преодоление субъекта условиями органичности полноты. Понимание ничто это лишь граница содержания качества мира (его предел), граница значения целого в организации пространства бытия отношения относительности. Граница несоразмерности аксиологии полноты с аксиологией ничтожности сущего. Раскол Царства Целого есть условие формирования новой границы, именно поэтому мир возникает из «ничто». Но это не исключает отношений относительности его бытия и говорит об его не абсолютности в идее жизни. Ничтожность это уровень разрыва с целым и мера преобладания ничтожности над функцией силы, позволяющие сохранять отношения относительности и надежду возвращения самосознания жизни в Дом Бытия. Мера диапазона восприятия между функцией действия и рефлексией содержания (память) позволяет обуславливать стабилизирующую непосредственность качественных состояний, как алфавит организации онтологии мира, обеспечивающие метафизическую содержательность перспективы. Представление о том, что «из ничего, ничего не возникает» - весьма поверхностное ибо не касается идеи относительности и пространственной изоляции сущего в организации качественного содержания бытия. Для нас же сейчас очевидно, что если две Вселенные возникают в едином пространстве, они не будут чувствительны друг к другу, хотя бы потому, что субъект содержания каждой будет претендовать на независимость собственного пространства-времени, как априорной структуры зависимости от содержания другой («монада» Лейбниц). Внешний интерес к внутреннему содержанию всегда спекулятивен. Поэтому нельзя его связывать с судьбой содержания и предназначением данной относительности отношений (часть – Целое). Субъективное содержание значения быть дистанцированное в понятии качества пространственно-временного континуума (Адам) в контексте рождающихся сущностей из источника, висят как плоды на древе жизни, и по мере созревания открывают для себя перспективу возвращения в силовую зону вертикали организации пространства бытия. Идея вечности в качестве полноты исключает ничтожность мира, как и пространственно-временной континуум субъективного содержания бытия. Аксиология качества функциональна и не имеет отношение к эмпирической временности мира, потому как разворачивает идею бытия в контексте вечности, преодолевающей ничтожность функции силы и восстанавливая в правах возможность творить из себя сущности новых отношений относительности и для них выступать силовым центром. Если функционал отражает качественную идею значения быть, то ничто есть принцип относительности дистанцирования этого содержания функции.  Ничто – это обусловленность, которая возникает всякий раз, как только качество субъективного содержания значения быть выделяется из тела возможности и претендует на собственный пространственно-временной континуум. Ничто есть падение функции силы содержания. И если бы содержание не обновлялось функцией времени, оно просто бы погасло. Таким образом бытие содержится либо в ничто – падения функции и выделения качества содержания в субъективной реальности, либо в объективном идеализме целого, исключающего временность предыдущего вечностью. И то что мир рожден из ничто, есть условие становления любой временной природы значения быть, а не трансформация сущего, подразумеваемой человеком в обыденной повседневности естественного восприятия как эволюция. Эволюция не может заменить собой  креационизм перерождения субъективного содержания идеи бытия в объективную полноту значения быть в границах целого. Эволюция есть процесс организации пространства в увеличении качества рефлексии мира.  Но двигательным процессом в эволюционной необходимости выступает не естественный отбор, а мотивация жизни! Следующий шаг есть переход от условий содержания мира к метафизике проекта осуществления человека! Метафизика человека имеет прямую связь с мотивацией Целого и в этом власть дикого начала функции полноты над инерционной цивилизованной строгостью прагматических норм (Ницше и его Заратуштра). Человек, как символ, ходит по земле обеими ногами, демонстрируя бинарную основу инерционной природы постоянного движения, но все его двигательные функции сконцентрированы в едином центре управлении – самосознании – истоке функционала инерционной действительности.  Четыре конечности в физиологии животного мира представляют собой символическую приверженность обозначения разложения функции силы на четыре стихии инерционного обобщения в отражении мира. Онтология мира информационно запечатлена в органической природе символа действия в условиях действительности (А. Ф. Лосев). О целом мы можем говорить лишь как об условиях относительности данных отношений (часть – Целое). Априорной структуры организации экранированного пространства явления. Все альтернативные миры разложения функции содержания на множественность фантомов есть измена содержанию онтологии своего предназначения. Качество рождается в границах данной относительности и умирает как условие перерождения содержания идеи бытия. Миграции качества содержания в контекст Целого. От содержания к форме в значении становления и от формы к содержанию в мотивации жизни.

 

   Оксин 01.03.13 г.


  **************************************************************************************************** 


1
2
3
4
5
6
7
8
9
 
10
 
11
 
12
 
13
 
14
 
15
 
16
 
17
 
18
 
19
 
20
 
21
 
22

 

 

 
23
 
24
 
25
 
26
 
27
 
28
 
29
 
30

Мир уже умер, а Вы все еще полагаете что он жив?

зеркалофорум на укоз Любовь - Зараза Домашний очаг и уют Как назвать кота?
Hosted by uCoz