Машина времени,
возможна ли эта мечта человеческого полета мысли? Ведь желание летать и быть
ближе к небесной сущности жизни стало неудержимым источником творческого
самовыражения личного. Но, научившись летать, стали ли мы ближе к сущности
жизни или же перестали падать как прежде? Машину времени тоже содержит полет
мысли, но это уже не пространственный, а временной простор движения. И
поскольку машина времени должна манипулировать временем нам необходимо для
себя точно обозначить в представлении атрибутов категории жизни, что есть
время? Время обозначает любое движение жизни и в то же время не является
обозначающим себя, поэтому единица времени всегда относительна, даже если и
абсолютна для данного уровня активности жизни, т.е. представляет собой некую
тотальную постоянную движения приложенного усилия жизни. Онтологическую
единицу времени предопределяет качественная обусловленность бытия, и она не
имеет ничего общего с тем, что "показывают часы", ибо представляет собой не
внутреннюю (матричную), а внешнюю относительность отношений обозначающих КПД
воплощенного действия. И уж конечно единица времени представляет собой
дробную часть единицы эталонного действия жизненного усилия. Но даже при
таких абстрактных категориях обозначения единицы времени все же возможно
сформулировать довольно строгое определение самого времени, как процесса
течения жизни.
Время есть категория
оформления способности и складывания функционального созревания жизненного
усилия обеспечивающее онтологию жизни и смысл ее течения от формообразования
до функционального содержания бытия в способности быть. Таким образом, время
есть неотъемлемая атрибутивная категория жизни обозначающая миграцию
функциональной активности качественного роста! Если жизнь сводится к
пропускной способности качественной активности в моменте действия, то время
обозначает функциональную проницательность потенции жизни в матрицу
состояния. Время – это в прямом смысле фильтр взаимозависимости мира явлений
с истоками жизни. Поэтому в условленной взаимозависимости стрела времени
необратима. Обратимость времени в смысле тотального падения потенции жизни
станет естественным условием разрыва матрицы с истоками жизни. И физика
настоящей относительности не может этого опровергнуть, как собственно и
подтвердить, ибо опирается на фундаментальную устойчивость жизненности. Но
время есть условленность динамики жизни и поэтому отражает собой
функциональную активность ее действия. Обратимость времени в относительности
ее активности, а не в повторении пространственной вероятности случайного.
Это функциональная стрела действия, а не пространственное дублирование
отвлеченной детерминации. Т.е. сама онтология состояния будет исключать
пространственно-временной континуум, ибо преследовать будет внешние
источники переменной активности действия, исключающие стабилизацию состояния
бытия. Для символичной онтологии восприятия таким приделом является абсолют
отрицания жизни. Бездна ее изживания. Обратимость времени подразумевает
принципиальную неустойчивость состояния жизни в возможных стабилизирующих
формах ее активности, а, следовательно, и сами процессы активности опирались
бы на совершенно иные законные основы обусловленности. Поэтому сравнивать
обратимость времени с прокручиванием кинопленки в обратном направлении
просто не корректно, ибо в рамках относительности цепной реакционности
падения, потенции жизни вряд ли вообще возможно вести речь о состоянии. Это
область вероятности настоящей инфляции жизни как данности. Таким образом
можно доказать принципиальную необратимость времени в относительной системе
стабилизирующего значения ее устойчивости, но это доказательство не будет
исключать вероятность иной относительности как динамики падения потенции
жизни ибо для данного состояния движения эта динамика присуща как вероятное
будущее для функциональной несостоятельности и обреченности на смерть. В
конце концов, абсолюты жизни и смерти для ограниченной замкнутости
совпадают, ибо смерть тоже есть выход из матрицы состояния. Но их
взаимозаменяемость несоразмерна. Это область метафизики и потому физика не
состоятельна в подобных прогнозах и вынуждена выдвигать альтернативы
настоящей устойчивости, дабы извергнуть из сознания угрожающие самой жизни
альтернативы будущего. Здесь срабатывает психология самосохранения,
подогреваемая научной ограниченностью замкнутой в матрице состояния бытия.
Но самое пагубное, что подобное спокойствие провоцирует бездеятельность в
функциональной необходимости роста, изолируя сознание от участия личного
вклада в жизнь. Жизнь дана не чтобы ее созерцать, а чтобы ею жить. Момент
времени становится экзистенцией вхождения в функцию жизни, и действительно,
чтобы вобрать в себя опыт жизни необходимо прожить все эти моменты, возможно
не приятные, но так необходимые для роста над своей ограниченностью.
В контексте сказанного
машина времени содержит в себе спекулятивное желание преодоления этого
обязательного сопровождения стражи жизни. А именно: герой машины времени
волей или неволей своей решимости вовлекающей его в путешествие гонит
сознание от экзистенции вживления в ситуационную проблематичность жизни к
созерцательности умножения событийности своего прыжка во времени и
умножает его проблему участия до приделов проблемы жизни как таковой.
Ситуация заостряется в категоричности "быть или не быть, вот в чем вопрос"!
Но изменить прошлое ему не под силу, невозможно преобразить то, что уже
упущено во времени. В конце сюжета он понимает, что каждый из нас содержит
свою машину времени, которая в мечтах уносит нас в реалии будущего, а в
памяти возвращает нас в прошлое. Но только экзистенция ощущения жизни, а не
созерцание, позволяют ощутить в себе содержательность этой машины времени.
Не механически, а жизненно. Машина времени запускается лишь в участии
вовлеченности сознания в функцию жизни. Именно поэтому созерцательность
прыжка во времени неприемлема для жизни, ибо он исключает экзистенции
проживания текущей моментальности событийного сопровождения жизненного
усилия над своей ограниченностью. Без времени нет понятия жизни и
вовлеченности субъекта сознания в качественный момент роста! Следовательно,
прыжок в будущее будет функционально обедненным и не способным выдержать на
себе темпы активности онтологического оформления гонки жизни. А прыжок в
прошлое – деструктивным вторжением несоразмерной динамики активности,
смещающим устойчивость состояния прошлого в сторону инфляции. Иными словами
и прошлое, и будущее нуждается в относительной изоляции от настоятельности
жизни. И только дискретное основание матрицы содержит их состояния в
относительной стабильности. Матрица насыщает форму состояния жизненной силой
и у нас создается иллюзия что она автономно жизнеспособна. Состояние
обусловленности функционально связано с участием своего роста и принадлежит
своей системе относительности как приделу определенности качественной
обязательности бытия функционально заключенной в способности быть.
Невозможно нарушить условие своей относительности, минуя экзистенции жизни.
Подобная спекуляция лишает состояние участия во времени, и для такого
отношения к жизни «уготовленного» будущего может просто не наступить. В
конце концов, все мы мечтаем о возвышенном. К чему же тогда возникает
низменное жизни? Этим собственно и отличается полет мысли романтичного
желания от реализма состоятельно привязанного к функциональной
обязательности роста. Все неспособное расти – увядает!
Таким образом, в
каждом моменте состояния время содержит меру функциональной активности жизни
обеспечивающей ее потенцией усилия, но в то же время оберегающей от
онтологической деструктции бытия способности быть. Время есть фильтр свободы
и участия сознания в функции жизни. Ибо для неорганики вся свобода
заключается лишь в детерминированном состоянии присутствия. Человек же
находит для себя иную свободу, как центр организации активности жизни.
Вопрос заключается лишь в том, способен ли он соответствовать своему
предназначению?
